Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

— Ну, так я запишу в историю болезни телефонную консультацию с вами? — Уточнил хирург, забыв поведать все детали анамнеза жизни пациента.

— Пиши!

И в истории болезни криминального авторитета появилась запись о том, что решение сделать колостому с последующим совместным ведением пациента с онкологами, принадлежит Петру Ивановичу Пустовойтову.

Очнувшийся криминальный авторитет был крайне недоволен, обнаружив у себя на пузе «мешок с говном». Ещё больше не обрадовался он предположительному диагнозу. Который вскоре подтвердился. Похоже, колостома при самом благоприятном исходе останется постоянной. Ибо для того, чтобы жить хотя бы некоторое время, криминальному авторитету предполагалось удалить часть толстого кишечника. И, собственно, прямую кишку.

И почему-то в этом обстоятельстве он посчитал виновным не своё собственное отношение к своему же здоровью, не карму, а хирургов, его оперировавших. Соответственно — спасших то немногое, что осталось. А более всего — «главаря». Который и принял таковое решение. (Конечно же, оперировавший хирург показал криминальному авторитету запись о телефонной консультации, чтобы снять с себя ответственность. К чести его — к сохранению хотя бы остатков оной, — нужно сказать, что он долго уговаривал криминального авторитета, что это было единственно возможным решением.)

И уже перекочевавший в онкодиспансер криминальный авторитет дал команду «фас!». Потому что, ну что это за криминальный авторитет, с мешком говна на пузе?! Перед пацанами неудобно. А чтобы хоть как-то было удобно — надо наказать виновного. «Виновного».

Бойцы получили заказ на хирурга Пустовойтова. Братки не разбирают, что тут гастроэнтерология, а что — урология. Покрутились у больницы. Попросили пальцем показать. Показали на того Пустовойтова, кто первым мимо прошёл. А первым на свою беду прошёл Иван Петрович.

Бойцов не поймали. А сам криминальный авторитет к тому времени, как тщательный следователь докопался до истины — уже отчалил в мир без печалей. Паллиативная операция и последующая химиотерапия не помогли. Точнее — химиотерапия его и убила.

А чтобы ничего не убило Петра Ивановича, следователь умолчал о фатальной путанице. Сказал: ничего и никого не нашли. Мало ли в нашем городе… Затем покорно выслушал гневную речь родни, мол, кому они такие, полиционеры гребучие, нужны! Ничего не могут! Ничего не умеют! Люди погибают, а они!..

Прям совсем как врачи.

Следователь давно уже хвалу и клевету принимал равнозначно равнодушно. Совсем как опытный грамотный врач. Ему было главное спасти человека. В данном случае — отца. Дела сына кое-как пошли на лад.

Через два месяца Иван Петрович Пустовойтов уже бодро кряхтел по ступенькам больницы с палочкой. Лифтом не пользовался. Разрабатывался.

Он остался заведующим отделением. Хотя Рачковский очень прорывался. Татьяна Георгиевна не позволила. Николай Николаевич Зотов, некогда наотрез отказавшийся от заведования, неожиданно легко согласился исполнять обязанности, пока Ванькин статус не определён. Да, похоже, Рачковского не любил никто. Кроме, возможно, той самой интерницы, которая его таки на себе женила. Прям точно по прогнозам Мальцевой. Выпил. Трахнул. Поплакался пьяными слезами про бывшую — и женился. Не сразу, конечно. Сперва интерница плакалась пьяными слезами в стакан того самого Ивана Петровича о том, как она любит Игоря Васильевича, а он!.. Любит только свою бывшую жену, предательницу и изменщицу. Иван Петрович, будучи действительно человеком добрым, терпеливо выслушивал все эти бредни. И пытался принимать посильное участие. Хотя иногда стоило бы отойти в сторону и даже не смотреть.

В честь относительного выздоровления Ваньки решено было устроить вечеринку в вечном «больничном» кабаке. Том самом, где собирались заседания клуба Анонимных Врачей. Да и просто… Больничный кабак. Этим всё сказано.

Игоря Васильевича не позвали. Но он пришёл. И, будучи уже в лёгком подпитии, встал, взял стакан и, помокрев глазом, проникновенно обвёл взглядом аудиторию. Даже Иван Петрович, у постели которого побывали-переночевали все-все-все коллеги и средний и младший персонал… Все! Кроме Игоря Васильевича, ни разу так и не зашедшего… Даже Иван Петрович было растрогался. Потому что говно за пазухой держать не любил и не умел, а прощать как раз умел и любил.

Игорь Васильевич поднял стакан и проникновенно произнёс:

— Вы все знаете, какое у меня недавно случилось несчастье!

Все аж дыхание затаили. Давали человеку шанс. А вдруг?! Вдруг именно сейчас он наконец скажет: «Несчастье с моим другом!.. И я, как и все вы…» Что-нибудь в таком роде.

Игорь Васильевич вздохнул и продолжил:

— Я вложил кое-куда кое-какие деньги — и они сгорели.

— Всегда знал, что Василич — гандон! — громко прошептал старшей сестре урологии на ухо — так, что услышали все, Семёнов-младший. — Но чтобы такой!..

— Даже штопке уже не поддающийся! — Согласилась старшая урологии, глядя прямо на Василича.

Все собравшиеся за столом дружно грохнули. Хотя, казалось бы, чего смешного?!