Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37

– Ой, для мужиков не бывает чужих детей! – перебил анестезиолога Родин. – Мужики – они какую бабу любят, так уже и всё, что к бабе прилагается: детей, собак, хомяков. Это бабы – собственницы. Такая их сучья натура! Боженька им муки в родах положил вовсе не за то кислое яблоко. А чтобы за их низкий собственнический инстинкт расплачивались. Бабе же в результате ею рождённый ребёнок – всегда её! А мужик там – дело десятое. Есть он, нет его, или и вовсе двое их. Один плох, другого найдёт. Другой не угодил – на третьего сменит. Ну и так далее…

– Так что теперь мы, дамы и господа, знаем и отчество, и фамилию папаши. Эх, люблю внутривенные наркозы.

– Аркадий Петрович, ну ты-то языком не трепи! Мало ли что она под наркозом наговорила! – строго посмотрела на друга Татьяна Георгиевна.

– Обижаешь, подруга! Этика. Деонтология. Врачебная тайна. Не, ну забавно же! Так как бы вы, господин Денисов, относились к совершенно постороннему ребёнку?

– К совершенно постороннему ребёнку я бы относился совершенно посторонне. Но как справедливо заметил Сергей Станиславович, если это ребёнок любимой женщины, то…

– Сергей Станиславович несправедливо заметил. Он сказал: «что». А дети, собаки и хомяки – это всё-таки «кто».

– Ага. А вот нашей Татьяне Георгиевне, если что, надо, чтобы не только «к кому», но и «к чему» относились с любовью. К рамкам, там, к портретам… И ещё она у нас порядочная дура! – съязвила Марго.

– Порядочная – в смысле изрядная? – уточнил Святогорский.

– Да. Изрядная дура и, к тому же, порядочная! – расшифровала Маргарита Андреевна, поддев вилкой со сковороды ломтик докторской колбасы. И затем осуждающе потыкав «инсталляцией» в направлении Мальцевой: – Нет чтобы брать пример с подрастающего поколения вроде этой свежеиспечённой мамочки Юлии. Плевать Юлии на порядочность с высокой колокольни. Не парится она.

– Это сериалы их испортили, – сказал Родин. – Всю эту ЦА.

– Это не их сериалы испортили. Это нас испортила классическая литература, – грустно сказал Святогорский.

– Поняла?! – многозначительно стрельнула в Мальцеву Марго. – А хотите, я вам про своё свидание «из Интернета» расскажу? – внезапно сменила она тему.

Святогорский с Родиным немедленно захотели «про свидание», «пока не началось». Только чтобы с сексуальными подробностями. Марго сперва минут пять хохотала, когда услыхала про «сексуальные подробности». Никак в себя не могла прийти. Ну а потом, когда уже рассказала, – так все вместе хохотали так долго и так громко, что одна из ночных шатуний-родильниц даже на буфет зашла и зашипела змеёй:

– Доктора, не орите! Ужас, а не больница! Лучше бы я дома рожала!

– Матвеева, дома ты бы мёртвого ребёнка родила, – беззлобно ответила Маргарита Андреевна, утирая выступившие от смеха слёзы. – У тебя, напоминаю, выпадение петель пуповины было. Когда такое дома – это кабзда, Герасимова. Ни одна аромалампа не поможет.

– Я на вас жалобу напишу! – завизжала шатунья.

– Герасимова, у нас тут сейчас телевизионный редактор лежит. Вы лучше к ней в передачу какую-нибудь напроситесь. Про оборотней в белых халатах. На всю страну можно пожаловаться, – ласково сказал анестезиолог. – Чего не спится-то?

– Да соседка, сука, храпит, как свинья недорезанная.

– Пошли, Герасимова, я тебя в изоляторе устрою, как королевишну. Санитаркам его потом драить, между прочим, и обрабатывать. Но чего не сделаешь ради…

– ЦА! – подсказал Родин, и всех снова пробило на хи-хи!

– Ой, спасибо Маргариточка Андреевна! – залебезила минутой прежде злая Герасимова. – И детским скажите тогда, чтобы утром мне деточку принесли в изолятор! Я её на ночь сдала – никак не высплюсь. Спасибо, доктора!

Кадр тридцать второй Супермен

Поцелуева пришла на работу очень рано. Были какие-то дела в этом районе, вот она и… Какие дела могут быть в пять утра?! Оксане Анатольевне очень нравился новый заведующий отделением. Кажется, в отличие от её предыдущих мужей он был вовсе не мудак. Хотя… Человек трижды состоял в официальных браках, и ещё неизвестно, в скольких не состоял! То есть, скольких, не состоя с ними в браке…