– Как он хорош! – восхитилась Марго.
– Всё, что он ни делает, он делает… – Татьяна Георгиевна ненадолго запнулась. – Он делает с очаровательной непосредственностью. Оперирует он так же. Без лишних слов. Без лишних движений. Он очень уместный.
– Уже оперирует? – слегка наклонила голову Марго, поглядев на подругу чуть насмешливо.
– Ну, разумеется! Ты что думаешь, он только промежности может филигранно заштопывать? Ты же постоянно наблюдаешь его в родзале. Ты думаешь, в операционной он другой? Я никому и никогда не ассистировала так спокойно, как ему. Представляешь, каким врачом он будет, поднабравшись опыта?
– Ему повезло с этим вашим… служебным романом. Хрен бы его кто и где так бы везде с собой брал забесплатно.
– Маргоша, одно другого ни капельки не касается. Хочешь верь – хочешь нет. Смешно, конечно, когда ученик учительницу, извините… Ну, ты поняла!
– Боже! Какая ты стала трепетная! – расхохоталась Марго, глядя на раскрасневшуюся подругу. – С Паниным, Волковым и прочими своими мужчинами ты это самое как угодно называть не стеснялась. Вот разве что с Матвеем… А может быть, это любовь?! – начала слегка ёрничать Маргоша.
– Очень даже может быть. Что это единственно та самая мужская любовь, которая меня устраивает. Единственно мужская. Но это мы не будем обсуждать. Потому что нечего тут обсуждать. И думать обо всём этом я не хочу. Давай лучше ещё поболтаем о твоём колорадском женихе.
В восемь часов утра позвонил Панин. По внутреннему телефону. Вызывать в кабинет не стал.
– Тань, привет! – хмуро-нейтрально бросил он в трубку. – Сейчас сюда прикатится один мини-олигарх с молоденькой жёнушкой. Судя по всему – отслойка. Меня вызывают к министру на ковёр к девяти. Утренней пятиминутки не будет. Я уже уезжаю, на пороге стою. И роды вести – я никак. Я их к тебе перенаправил. Оближи их там, как… Они вроде в США собирались рожать, но пока собирались – дело к тридцати восьми неделям подкатилось, и они решили не рисковать.
– Сёма, но если они у тебя наблюдались, то…
– Ни у кого они не наблюдались! Она даже на учёт не становилась. Из этих… Которые если не на дому, то в Америке, – раздражённо бросил Панин. И раздражался он, похоже, вовсе не на «этих». – Ему мой телефон, собственно, министр и вручил. Тань, гонорар весь твой. С мини-олигарха я что-нибудь для роддома выбью.
– Ага. Гонорар весь мой. Ты по телефонным описаниям диагнозы отслоек ставишь, а «гонорар» весь мой. Видимо, даже тот, который в виде клинического разбора и летальной комиссии.
– Таня, ты заведующая обсервацией? Заведующая. Баба необследованная. Показания к обсервации самые что ни на есть прямые. По личной просьбе министра. Так что встань по стойке «смирно!», козырни и исполняй.
– Есть, сэр! – ехидно ответила Мальцева.
– И это… Хватит уже только Денисова с собой в операционную таскать. И бога ради, хоть тут ему скальпель не давай. Тыдыбы… Разову Настю возьми. Смышленая девчонка, пусть учится.
– Разова, к вашему сведению, Семён Ильич, ходит за мной хвостиком и из операционной и родильного зала не вылезает. Чему я очень рада, потому что она и правда очень талантливая девица. Хорошо, что вы хоть сейчас это рассмотрели. Хотя она три года, с интернатуры, проторчала в патологии писарем, дурью маясь от скуки. А указывать мне, кого с собой, куда и в каком качестве брать – не надо. И чего это вы вдруг решили, что так прямо сразу операционная? Может, позволите мне самой поставить диагноз и определить лечебную тактику, а? Привет начмеду по терапии!
Шлёпнув трубку внутреннего телефона на место, Татьяна Георгиевна расплылась в довольной ехидной улыбке.
– Ну вот! Пусть теперь Абрам мучается! – подмигнула она Маргарите Андреевне.
– Балбеска!
– Так, всё. Хорош о лирике, пошли заниматься суровой прозой. В приёмную сейчас поступит молодая жена мини-олигарха. Необследованная. С кровотечением из влагалища. Сделай так, чтобы в родзале все стояли по стойке смирно, с портативными датчиками от всех пищащих, стучащих и показывающих картинки аппаратов в руках. Утренней врачебной конференции не будет. Сёму к министру на ковёр вызвали.
– С какого?
– А меня не посвятили!