Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37

– Иди в оперблок, мойся. Мне протокол лень не только писать, но и диктовать. А ты парень умный и грамотный. Так что ничего личного, просто лень. Я вообще уйду после основного этапа. Мне в онкодиспансер надо подъехать. Закончишь сам.

Никого не насторожил «онкодиспансер» Матвеева. Да и почему он должен был насторожить? Матвеев частенько оперировал и в онкодиспансере.

А Татьяна Георгиевна действительно собиралась на пятиминутку. Уже за дверь вышла. Но… Понеслась в служебный туалет. Где её стошнило. Всё-таки как-то приличнее блевать в унитаз служебного туалета, а не загаживать собственный умывальник. Отдышавшись и умывшись, она вернулась в кабинет, достала из шкафа упаковку теста на беременность – у Маргоши коробки не все помещались в шкафах, и она попросила временно подержать иные не слишком подотчётные материальные ценности в кабинете у заведующей. И очень хорошо. Мальцева скорее бы поехала в аптеку, чем попросила бы тест на беременность у Марго. Разговоров потом не оберёшься.

И вот теперь она сидела на крышке унитаза и тупо взирала на результат. Точнее, на результаты. Трёх тестов. Ну, потому что надеялась, что первый результат – ложный. Второй – ну мало ли чего… Но на всех трёх новомодного дизайна тестиках ясно высвечивалось окошко с надписью «POS». Татьяна Георгиевна выбросила тесты в мусорную корзину. Но тут же выудила их оттуда и, завернув в бумажное полотенце, положила себе в карман. Надо выкинуть где-нибудь… На другом конце города, блин!

Мальцева, накинув синий халат для выхода, проследовала через приём на улицу. Села в свою машину, завела двигатель, закурила… Вынула из кармана свёрток «на выброс» и закинула его в бардачок. Докурила сигарету. Затушила её в пепельнице. Заглушила двигатель. Вышла из машины. И направилась прямиков через главный вход в кабинет профессора Денисенко.

– На месте? – кивнула она на профессорскую дверь, поприветствовав лаборантку «Людочку», пожилую Людмилу Николаевну.

– Да, только как обычно, не в настроении. Никого не пускать, всё такое…

– Понятно, – сказала Татьяна Георгиевна, толкая тяжелую дверь профессорского кабинета. – Елизавета Петровна, можно?

Лаборантка усмехнулась. Дверь за Мальцевой закрылась.

– Елизавета Петровна, – даже не поздоровавшись, начала Татьяна Георгиевна, – я прошу вас перевести интерна Денисова в другое отделение.

Профессор открыла было рот, чтобы… Наверное, чтобы поехидничать вдоволь. Чтобы прочитать мораль. Возможно, чтобы изобразить из себя подружку. Но произнесла только:

– Хорошо, Татьяна Георгиевна.

И произнесла она это нормальным человеческим голосом. Как она вообще ещё помнила, что он у неё есть, и пользоваться не разучилась?!

– Я могу его перевести даже на другую клиническую базу. Если хотите… – добавила она.

– Хочу. Но на другую базу – не надо. Больнице нужны не только блатные, но и грамотные врачи. Его начмед возьмёт в штат сразу после интернатуры. Просто удалите его из обсервации.

– Договорились.

Вот и весь разговор. Иногда профессор Елизавета Петровна была вполне себе человеком. Потому что это действительно был «весь разговор». Дальше профессорского кабинета эта просьба Мальцевой не вышла.

Не успела Татьяна Георгиевна вернуться к себе в кабинет, чтобы сесть и обмозговать сложившуюся… Сложившуюся что? Ситуацию? Если зиготу называть ситуацией, то… Надо бы уточнить срок. Нет, ну больше не от кого. Только от интерна. С Паниным было ещё в Питере, и после этого месячные приходили. В любом случае, чтобы она ни решила, но Денисова – вон. Не надо портить отличному парню жизнь. Ему нужна светлая девочка, пусть с тараканами. Пусть бешеная, психованная, но – молодая девочка. Такая, какой была сама Танька Мальцева много лет назад. Пока мы тут, в биокостюмах, блин, из плоти и крови – и время, и пространство для нас имеют значение. Прости, Саша, с тобой было очень хорошо. Ты мне очень помог. Особенно в годовщину смерти Матвея. И похоже, что именно тогда…

Звонок внутреннего телефона прервал внутренний монолог.

– Вас в приёме девчонка ждёт, – доложила Зинаида Тимофеевна. – Та, у которой мамаша с папашей те ещё, – изложила свои соображения санитарка.

Как ни странно, но Мальцева сразу поняла, о ком идёт речь. Только этого ей не хватало, о господи!

– Татьяна Георгиевна! – бросилась к ней шестнадцатилетняя девчонка, жертва группового изнасилования своей же компанией напившихся малолеток. Бросилась как к родной. – Они меня совсем достали. Уже весь двор знает. Они с родителей пацанов деньги требуют. Машину им поменять надо, и мамаша в Тунис хочет поехать, отдохнуть. И шубу себе купить! – И тихо добавила: – А меня теперь со свету сживают… И те, и эти.

– Идём ко мне в кабинет.

Вот что делать с этой Алёной? Послать? Всё равно что больного щенка пнуть.

– Они на меня в машине ещё орать начали. За всё про всё, и за ваши тряпки. Побирушкой обзывали. Проституткой. Зато она меня всё накормить пытается. Я есть вообще не хочу. За айфон меня проклинает. Кричит, что я деньгам цену не знаю. А эти… Мы же в одном дворе живём, в школе вместе учимся. Я домой не вернусь!

Здрасьте, приехали! И что?