Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

— Тихо-тихо! По порядку. Долго же у тебя синоптические связи прогреваются, Настёна! — хмыкнул Ельский. — В простонародье это носит название «Дошло!». Потому что я нечаянно взял трубку телефона на посту. А ты у нас вроде не паникёрша. Да и Ларису эту у нас уже вся женская консультация знает. Просто тебе ещё не попадалась. И я с её мужем уже очень хорошо знаком. Алексея иногда осматриваю. Десять лет назад…

Десять лет назад хорошенькая тощенькая голенастая девочка Лариса приехала в Москву из далёкой провинции. Покорять. Оказалось, что предложение хорошеньких тощеньких голенастых покорительниц Москвы значительно превышает спрос на этих самых покорительниц. Потыкавшись туда-сюда, помыкавшись вскладчину с такими же, как она, по съёмным квартирам, Лариса поняла, что ни кино-, ни телезвездой стать не светит. И модели тут никому не упали. Устроилась она продавщицей в крупный сетевой спортивный магазин. И, не отходя от кассы, внезапно очаровала милого дяденьку. Не олигарх. Но и не голодранец. Не женат, что уже слава богу. Стали вместе жить — у него приличная трёхкомнатная квартира в близком зелёном пригороде. Вскоре и поженились. Она в какой-то институтишко заштатный, из профессионально-технического училища переделанный, поступила. Чтобы у бизнесмена, значит, жена образованная была. Перед пацанами не стыдно. Девчонка и правда симпатичная. Пусть ещё и с дипломом будет. Вскоре она забеременела. Все были довольны. Не на седьмом небе от счастья — достаточно молодые оба ещё. Но ровно и красиво по-семейному довольны. И тут в десять недель у неё кровотечение. Госпитализируют её сюда, к нам. В обсервацию. В таком сроке положено в гинекологию госпитализировать, но гинекология была закрыта на ремонт, а бабу с кровотечением обязаны госпитализировать, отказывать нельзя. Вот и положили её в родильный дом. Она ещё даже на учёт не становилась. Необследованная. На УЗИ — лакуны с кровью. Отслаивается плодное яйцо. Нарушение трофики в таковом возрасте эмбриона — не есть гуд. Иногда это бывает. Чаще всего самопроизвольное прерывание беременности в раннем сроке — это эволюционный механизм. Матушка-природа опомнилась, что забыла выкинуть мусор. Генетический. Если бы женщины знали, сколько их уже состоявшихся зачатий резорбируется!.. А уж если бы об этом знали пролайферы! Но тут же узкий круг, Общество анонимных врачей. Что здесь происходит и произносится — здесь же и остаётся…

Мальцева предложила прервать. Точнее — довершить начатое. Достаточно мягко объяснила, что да как. Ну не слился эмбрион в первые несколько дней незаметно для вас. Но если в десять недель такая ерунда — лучше почистить. Девчушка — в крик. У них с мужем на почве её гормональной перестройки какие-то тёрки начались. А может, и раньше начались. Кто их знает? Это в рассказах все красиво и ровно по-семейному счастливы. А как там на самом деле? Или она обчиталась какой сладкой псевдодуховной ерунды? Стала настаивать на сохранении беременности. Убежала из родильного дома. Мальцева с мужем её созванивалась. Объясняла ситуацию. В том смысле, чтобы если что — дома не отсиживались. Пришли бы. Остатки плодного яйца в матке — более чем серьёзно. Все были уверены, что скинет.

Но она долежала всю беременность в постельке. Родила в тридцать три недели. Мальцевой с началом схваток Ларисин муж позвонил. Больше знакомых акушеров-гинекологов не было. Жена его даже в консультацию не ходила. Только в кровати лежала, мантры слушала да в благовониях курилась. Ну и по Интернету бродила. Начиталась по самое не балуй. Убедила себя, что всё будет хорошо и просто прекрасно. Главное — отсидеться. То есть отлежаться. И чтобы никаких врачей. Но когда рожать начала, да ещё и раньше срока — испугалась. Муж и позвонил Мальцевой. А та же — дура святая, ещё один сраный гуманист. Везите, — говорит.

Привёз. Родили. Мальчик. Недоношенный, но и не таких выхаживали. Это уже норма практически. Выходили. Домой выписали. Под наблюдение участкового педиатра. Перекрестились.

Года три не видели, не слышали. Забыли уже. И вот этот муж как-то ко мне приходит. Зачем ко мне? Чего ко мне? Я вообще неонатолог! Нет, вы выхаживали. Вам и доверяю. Тем более, никого больше нет. Жена в поликлинику не ходила. Прилипла к ребёнку. Сама его растит по каким-то там системам. Не знаю. Я работаю всё время. Она институт бросила, чтобы ребёнком заниматься. Так чего пришли? Отвечает: ребёнок какой-то странный. Не говорит. Раскачивается. Кусается. Дерётся. Счастлив, только когда его оставляют в покое. Может целый день в углу просидеть, играясь одной-единственной игрушкой. То бука, то припадочный. Может съесть кусок сушёной собачьей какашки, извини, Настя. Мама его во двор чуть не насильно тащит. Возвращаются — он в крови, она — в слезах. Родители других детей просят его к своим не пускать. Ну, Анастасия Евгеньевна, тут уже даже кретин диагноз поставит…

— Аутизм? — несмело предположила Настя.

— Бинго! — воскликнул Ельский.