Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Водитель погрузчика разгружает «шаланду», гружённую блоками. Один человек на площадке. На стоянке грузовиков не было ни одного человека, кроме этого водителя. И она бежит к погрузчику, разгружающему «шаланду», гружённую блоками. Спросить у работяги, где розетки! Он в этот момент снимает очередной поддон с кузова «шаланды». А тут эта беременная с огромным пузом. На огромном же нерве из-за того, что муж не олигарх, жизнь не удалась, ремонт не такой, как хотелось, и вот эти розетки!.. Там же рёв стоит. Водила погрузчика никаких людей не ожидает. В такие зоны обывателям и въезд, и вход строго запрещены. Что должно быть обеспечено владельцами строительных рынков. Баба понимает, что человек её не услышит. И хочет, чтобы он её увидел. Внимание обратил. Подбегает близко, орёт во всю мочь: «Подскажите мне!..» Водила от неожиданности дёрнулся, зацепился поддоном за борт грузовика, поддон качнулся, ещё раз качнулся, мир замер… Мужик вспомнил всех святых по матушке… Глаза закрыл… Поддон ещё раз качнулся — и чуда не произошло. Поддон с блоками рухнул. На беременную бабу, алкавшую каких-то ей одной известных розеток. Блоки падали, как кости гигантского чудовищного домино. Один блок зацепил голову, другой — плечо, третий — грудь… Водила не помнил, куда и как бежал. К ней было метнулся — тормознул: вспомнилось, что трогать нельзя. К телефону — начальнику звонить. Начальник — в «скорую»… «скорая» — ментам. Мы — ближайшая больница к этой части МКАД. Два часа кроили-штопали-лили бригадой нейрохирургов, травматологов, торакальных и анестезиологов-реаниматологов. Ну и вот. Время смерти четырнадцать тридцать пять. Плод женского пола, живой, доношенный, весом три семьсот, ростом пятьдесят четыре сантиметра, родился в рану в четырнадцать тридцать пять. Слава кесарю.

— Купила розетки!.. — И Бульдог ещё раз завернул такое выражение, что любой водила погрузчика позавидовал бы. Но уже без отчаяния завернул. Со смирением безнадёги. — Запомни, пацан! — обратился он к Денисову, — женишься — с бабой не ругайся. Делай всё по уму. А не можешь по уму и не можешь уступить и не скандалить — на цепь её. Или наручниками к батарее. Вот теперь мужик с двумя детьми и без бабы. Сдались тебе, Люсенька, эти макароны! — Он нервно хохотнул, но тут же окоротил себя, откашлялся и продолжил строго, по-деловому: — Через двадцать минут у меня в кабинете. Такие протоколы не каждый день продиктуют. Учись, пока я жив. Учителя не бессмертны.

Бульдог всхлипнул, зашвырнул окурок в мусорку и ушёл. Денисов и Ельский посмотрели друг на друга — и молча разошлись.

Матвеева кремировали на третий день. Как он и хотел. В землю — ни за что не желал. Чтобы жёны с детьми на могиле не дрались.

На кремации присутствовала вся больница. И весь онкодиспансер. И все его жёны. И все его дети. Все его любовницы и все его ученики. Некоторые даже из других городов и стран прилетели.

Мальцева на поминки не пошла. Оказалось, что это очень удобно — быть матерью. Всегда можно прикрыться дочуркой. «Вы что, Татьяна Георгиевна, на поминки не пойдёте?! — Простите, но у меня маленький ребёнок!»

В итоге всё равно все — Панин, Святогорский, Ельский, Мальцева, Денисов, Поцелуева с Родиным, Марго, Тыдыбыр и многие другие — сползлись в ресторанчик. Не столько помянуть Матвеева, сколько убедиться в том, что сами живы. А Матвеев… Ну что Матвеев. Матвеев — это эпоха. И эта эпоха ушла. Ушла красиво. Эта ушла — другая пришла.

— Я вот думаю, какая судьба уготована этой новорождённой девчушке? — пустился в размышления изрядно захмелевший уже Святогорский. — Мамашу дурную бетонными блоками в отбивную смолотило, а той — хоть бы хны. Кутузов, вот, с перерывом в четырнадцать лет в голову ранен! И — выжил! А с ранениями в голову во времена Очакова и покоренья Крыма не выживали! Читаешь — только руки и ноги ещё могут отремонтировать или ампутировать. Голова или брюхо — всё, привет! А тут в голову — раз! — выжил. В голову через четырнадцать лет — два! — выжил! Так ведь вот ещё какой случай: вторая пуля — та, что через четырнадцать лет, — прошла по старому каналу! Казуистика! Или по-русски выражаясь: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Но — было! Лекарь Мюсо знаете как сказал? «Должно полагать, что судьба назначает Кутузова к чему-нибудь великому, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской». Дважды пули промчались сквозь голову Кутузова! По одной и той же траектории! Причём миллиметр отклонения от раневого канала — дважды повторенного! — он был бы либо мёртв, либо слабоумен, либо слеп!

— Так он же вроде как не видел на один глаз. Даже чёрную повязку носил, нет? — встрепенулась Марго.