Читаем Роден полностью

Такой напряженный ритм занятий, утомительные прогулки по городу — он не может позволить себе ехать на омнибусе — вовсе не гасят его рвения. А по ночам при свете лампы, несмотря на упреки матери, он долго рисует по памяти — это упражнение рекомендовали преподаватели Малой школы.

Кто же был его мэтром? Огюсту повезло — у него был выдающийся преподаватель Лекок де Буабодран,5 спустя десять лет ставший директором школы. Именно он разглядел в Родене талант и помог ему раскрыться. И Роден пронес через всю жизнь глубокую признательность этому человеку. Когда в 1913 году переиздавали книгу Лекока «Воспитание живописной памяти», Роден по просьбе издателя подготовил предисловие, в котором объяснил, насколько он обязан Лекоку — с молодости и навсегда:

«Несмотря на оригинальность своего преподавания, он бережно хранил традиции, а его мастерская была, можно сказать, мастерской XVIII века. В то время и Легро, и я, и другие молодые люди не понимали, как я понимаю это сейчас, какой шанс нам подарила судьба, когда мы попали в руки этого профессора. Львиная доля того, чему он научил меня, остается со мной до сих пор».

Малая школа имела отличную репутацию. В ней были выдающиеся преподаватели, предпочитавшие собственные методы академическому обучению. Жан Батист Карпо,6 вернувшийся из Италии, получил пост помощника профессора. Так он стал преподавателем в классе, который посещал Роден, и правил этюды учеников. Позже Роден очень сожалел о том, что не смог сразу оценить методы молодого профессора и не воспользовался его советами в полной мере.

Художники поколения Родена формировались в основном в Малой школе. Один из них — Жюль Далу.7 Сначала они дружили, но позже Далу стал завидовать Родену и их дружба прекратилась. Другой — Альфонс Легро8 — преданный, верный друг, который впоследствии создаст портрет Родена в возрасте сорока двух лет. Одновременно с Роденом в Малой школе учились также Леон Лермит, Шарль Казен, Анри Фантен-Латур.9

Завершив обучение в Малой школе, Огюст решил продолжить учебу. Он считал, что настало время овладеть главными законами композиции в Школе изящных искусств.

Отец был обеспокоен. Он-то надеялся, что школа рисования даст сыну профессию, а теперь, после трех лет обучения, Огюст намеревался преодолеть еще более долгий и трудный путь, в конце которого брезжила неопределенность в карьере.

Отцам часто свойственно недооценивать способности своих детей. Жан Батист Роден твердо стоял на земле. Мечтам сына он предпочитал практичность дочери.

Но Мари с присущей ей мягкостью и способностью убеждать снова вмешалась. Разве Огюст не работает, не жалея сил, страстно увлеченный своим делом и, по всей очевидности, не лишенный таланта? Многие скульпторы преуспели в жизни. Конечно, трудно претендовать на славу Ипполита Мендрона,10 имеющего огромное количество заказов и триумфальный успех в выставочных салонах; однако ничто не мешает надеяться, что и Огюст, твердо верящий в свое призвание, сможет сделать успешную карьеру и добьется признания.

Мать поддержала Мари. Отец начал склоняться к тому, чтобы согласиться. Тем не менее он не хотел принимать окончательного решения, от которого зависит будущее сына, пока не узнает мнение авторитетов.

Он обратился за советом к брату Александру. Мари, в свою очередь, тоже предприняла кое-какие шаги. В конце концов благодаря их усилиям Огюст получил возможность быть представленным признанному мэтру скульптуры — Мендрону.

Огюст отобрал свои лучшие рисунки и гипсовые слепки и сложил их в ручную тележку, которую можно было взять напрокат в любом уголке Парижа. Он доставил свой груз к дверям мэтра. Слуга провел его в огромную мастерскую. 66-летний Мендрон был тогда в зените славы. Его работы украшали Пантеон и Люксембургский сад. Он отличался свободомыслием, был склонен к романтизму. Ему не понадобилось много времени, чтобы оценить работы Огюста: «У него талант. Да, талант, который следует развивать в Школе изящных искусств».

По дороге домой юный скульптор был готов пуститься в пляс от счастья.

Он считал, что его будущее определено. Похвалы учителей, отзывы товарищей, завидующих необычайной легкости его руки, вера в себя, подкрепленная оценкой Мендрона, позволили ему с энтузиазмом готовиться к поступлению в Школу изящных искусств. Полный сил и уверенности в себе, он представил свои работы на конкурс.

Что же произошло? К всеобщему удивлению, жюри отклонило его кандидатуру. Он начинает работать с еще большим усердием и делает вторую попытку. Новое поражение. Он пытается в третий раз и снова терпит фиаско.

Он не понимает причин отказа, но осознает, что двери Школы изящных искусств закрыты для него навсегда.

Музеи Родена на улице Варенн в Париже и Филадельфии сохранили рисунки, этюды обнаженных, относящиеся к тому периоду. Глядя на них, можно только удивляться тому, до какой степени могли ошибаться искушенные экзаменаторы. Их неспособность распознать талант свидетельствовала о том, что Институт11 деградировал, поскольку его роль как раз и состояла в том, чтобы распознавать таланты среди участвующих в конкурсе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное