Допустим, что стрелял неизвестный — Четвертый. Тогда..* тогда получается несуразица. Тимур вышел из дома, непонятно зачем прихватив ружье, затем без борьбы отдал ружье неизвестному и преспокойно ждал, пока тот его пристрелит. И это сильный, здоровый мужчина, не оказывая сопротивления, смотрел, как к груди приставляют ружье? Нет, не укладывается в голове!
А если неизвестных было несколько? Допустим… Тимур услыхал подозрительные голоса. Вышел посмотреть, взял на случай ружье. На него напали… Парень он, судя по всему, не из хилых, отобрать ружье у него не так-то просто. Значит, на теле должны были остаться следы борьбы. Эксперт же ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, официального заключения пока нет, придется подождать.
Обойдя скалу, я вышел к небольшой поляке, где стояла машина Тимура. Внешний осмотр, как и ожидалось, ничего не дал. Машину давненько не мыли, сохранились следы дождя, небольшого, — позавчера такой в городе сыпал, далее — свежая царапина на правом крыле, новая шипованная резина. Все.
Я достал из кармана ключи с брелоком-подковкой, открыл дверцы. Сиденья без чехлов, на переднем небольшое темное пятно с оплавленными краями — след сигареты. На панели управления — вентилятор с оборванным шнуром. Судя по всему, хозяин без особого почтения относился к машине.
На заднем сиденье лежал черный «дипломат» с металлической окантовкой. Осмотрев его со всех сторон, я сел на траву, открыл. В дипломате лежали светозащитные очки в полиэтиленовом мешочке, пачка денег, туго стянутая резинкой, и книга в коричневом переплете. Тютчев. Полистав, наткнулся на закладку — конфетная обертка, сложенная вчетверо.
Арсен рубил дрова — зло, методично. Клетчатая рубашка потемнела на спине от пота. Увидев меня, он воткнул топор в колоду, снял рубашку и бросил на поленья.
Мы сели на лавочку, закурили. Было тихо, безветренно. Попискивали в траве суслики да журчал ручей. Собаки, сомлевшие от жары, лежали за оградой. Я их пересчитал — семь. Мощные красивые псы. В здешних местах эту породу овчарок называют волкодавами. Собаки… Об этом следовало подумать раньше.
— Арсен, — сказал я с видимым безразличием. — Собаки ночью нормально себя вели?
— Как всегда, — Арсен понимающе кивнул. — Если б кто чужой… они бы не отпустили. В том году двух туристов притащили ради забавы. То есть привели… вот сюда, к кошу. Кругами бегают и ведут. Нет, чужих не было. Точно.
— А если человек им знаком, но заявился ночью?
— Не знаю… — Арсен недоуменно посмотрел на меня. — Откуда, сам подумай, тут ночью посторонние… знакомые-незна-комые?
Из палатки вышла Таня с полотенцем в руке, потянулась, поправляя волосы, и пошла к ручью. За ней, оглядываясь на хозяина, побежал угрюмый пес с густой серой шерстью.
Да, красивая девушка. Мне представилось, как вчера вечером Арсен и Тимур наперебой ухаживали, стараясь понравиться. Пока об этом никто не обмолвился ни словом.
— Арсен, — сказал я, раздавив окурок о полено. — Ружье у вас всегда на одном месте висит?
— Да, конечно. Справа от двери… я уже говорил. Если что, волки, например, ну, чтоб всегда под рукой.
— Волков много?
— Хватает. А зимой так и ходят вокруг по склонам, если очень голодные, ничего не боятся. Одни затевают драку с собаками, а другие овец тащат. Не знаешь, в какую сторону бежать…
— А где сейчас овцы?
— На нижних пастбищах. На днях должны пригнать.
— Понятно. И еще… ружье в тот вечер висело заряженным?
— Н-нет…
— Где у вас хранятся патроны?
— В ящике под кроватью.
— Значит, вы слышали, как Тимур выходил. Но до этого он должен был достать из-под вашей кровати ящик, взять патроны.
Арсен медленно поднялся, взял в руку топор и, поставив на колоду полено, хрястнул по нему так, что щепки полетели далеко в стороны.
— Откуда я знаю? — сказал он неожиданно ровным спокойным голосом. — Как я могу знать, а?
Таня шагала чуть впереди, по-детски припрыгивая. Несильный ветерок теребил темные слегка выгоревшие на солнце волосы.
Я смотрел на ее волосы, слушал и злился. Непонятно: так легко забыть ночное происшествие. Что это? Природная глупость, или, наоборот, — мудрость? Может, пустая бравада? Да нет, не похоже.