Родина

Он вспомнил, как вчера, пока он говорил, Чувилев смотрел на него благодарными глазами, беспредельно веря ему.

«А я вот здесь… Сережка вот наперекор говорил, а пошел вместе со всеми…»

Маленькая женщина с серебряными волосами глядела в зал темными, пристальными, будто спрашивающими о чем-то глазами; ее худенькие, крепко сжатые ручки печально бледнели на черном бархате платья.

Будто прощаясь с надеждами и осуждая кого-то, она пела:

Сердце холодно твое,
И бороться ты не хочешь…

У Сунцова нехорошо заныло в груди.

«Да что там, я просто не хотел итти в цех в выходной день, помогать другим. Я боялся обидеть Юлю отказом пойти с ней на концерт. А пробовал ты объяснить ей, почему не можешь быть с ней вечером? Нет, не пробовал! Ты отгонял от себя эти мысли и плыл по течению. И вот ты, Юлечка, любовь моя, сидишь со мной рядом и не подозреваешь, что я не имею права слушать этот концерт, что я обманул тебя!.. Да, да, я обманул тебя!»

Заметив, что Сунцов не аплодирует, Юля удивленно шепнула ему:

— Тебе не нравится?

— Выйдем, — прошептал он. — Мне плохо, Юля.

В фойе Юля испугалась бледности Сунцова:

— Толя, ты заболел?!

Он тут же покаялся ей во всем.

Она подняла на него большие, скорбные глаза.

— Толя! Ну зачем же ты мне обо всем этом сразу не рассказал?

Юля с досадой посмотрела на свое отражение в большом зеркале и сняла с головы бант.

— И зачем нам было тратить здесь время… Ах, Толя, Толя! Ведь мы, наверно, ужасно запоздали!

— А разве… ты тоже пошла бы в цех?

— Ну конечно! А как же иначе?

Сунцов пробормотал:

— Но что же ты там будешь делать?

— Что укажут, то и буду! — с веселой кротостью ответила Юля и заторопила его: — Ну, скорее! Забежим домой, переоденемся — и в цех! Ты что? — вдруг спросила Юля, заметив, что Сунцов пристально смотрит на нее.

— Ты, значит, не сердишься на меня? — будто еще не совсем веря, запинаясь, спросил Сунцов.

— Я? На тебя? — переспросила Юля. — Что ты, что ты!

— Юлечка! — И, тут же смолкнув, Сунцов обнял ее и прижался горячим лбом к ее пепельно-русой головке.

Будто боясь сразу нарушить это охватившее их чувство нового понимания друг друга, постояли они так, молча, обнявшись. И каждый, кто мог бы в эту минуту видеть их, подумал бы, конечно: не эта маленькая девушка-подросток, а, напротив, высокий стройный юноша, склонившийся над ней, как дуб над речкой, искал в ней опоры.

В понедельник, поздним вечером, Пластунов записывал в своем дневнике: