Родина

И все стоящие невдалеке от мартена, застыв в напряженном ожидании, жадно следили за каждым движением человека, лежащего на боку поперек все еще раскаленного пода печи. Оттуда раздавались негромкие шумы, и люди, переглядываясь, вслушивались в них. Всем казалось, что прошло уже много времени, и кое-кто уже вздыхал со стоном, не в силах сдержать свое волнение.

— Воды! — гаркнул Нечпорук.

И в этот миг кто-то неузнаваемый, весь пылающий, мохнатый от маленьких рыжих хвостиков пламени, словно сказочное порождение самого огня, выбросился из печного чрева. И хотя могучие струи воды с трех сторон сразу закрыли его своей живой завесой, все в едином вздохе ужаса встретили его появление.

Пошатываясь, Ланских сдернул с головы мокрую, дочерна обуглившуюся маску — и все увидели его лицо, усталое, грязное, с дрожащей гримасой улыбки. Нечпорук опять неистово скомандовал, десятки рук подхватили Ланских и, как диковинного младенца, окунули несколько раз в железный чан, наполненный водой.

Потом в печь влез Нечпорук, и тоже через короткий и ужасающий пробег времени люди встретили его могучими струями воды. И у Нечпорука было грязное, мгновенно осунувшееся лицо, в котором все дрожало, и только в глубине его глаз светился победный огонек.

Когда сталевар, вытащенный из воды, встал на железные плиты пола, раскачиваясь и отряхиваясь, к нему подошел Василий Лузин:

— Ну, теперь мой черед!

— Какой черед? Куда? — отфыркиваясь и стуча зубами, проворчал Нечпорук.

— Куда? Печь ладить! — злым голосом закричал Лузин. — Вы тут обгорать будете, а я, как ротозей, буду в стороне стоять! Я в печь полезу!

— Да ведь не твоя печь! — полуобернувшись, бросил Нечпорук.

— Товарищ директор, товарищ парторг!.. Сами видите, он межеумочком прикидывается! — еще злее закричал Лузин и вдруг завертелся вьюном. — Давайте мне ихнее обмундирование, ну! Что, я не человек? Или меня так-таки ничему не научили? Вон, вон… (он уже приблизился к печи) все вижу, что надо залатать! Эй, сейчас мой черед! — и Лузин пулей унесся в раздевалку.

А пока выкрики его пронзительного голоса все крепли за дверью, к Пластунову и Пермякову подошел Никола Бочков и осуждающе прогудел:

— Что-то уж не в меру бойки стали зеленые наши парни! Так и норовят раньше нас, старожилов, вперед выскочить!.. Да ладно, шут с ним, в правильном деле мы не гордые. Зачисли меня, Михайло Васильич, после Васьки Лузина!

— Зачислю, Николай Антоныч, будь по-твоему… — ласково согласился Пермяков и переглянулся с Пластуновым.

— Вот опять воитель идет! — сказал парторг.

То Василий Лузин шел крупным шагом, будто кипя нетерпением скорее побороться и одолеть что-то жестокое и враждебное человеку.

Когда его выкупали и поставили на мокрые железные плиты, он, топая, фыркая и стуча зубами, начал шумно отряхиваться и приговаривать:

— Вона мы как, вона!.. Торопись, робя, подходи… хо-хо… Печурка-то одна, а нас — куча мала, не дай бог… гора встань — своротим, будто и не бывало… Вона как!..

Лузин улыбнулся Пластунову, улыбнулся всему миру синими, дрожащими губами. И парторг просиял ему навстречу, как самому родному человеку.

Когда Василий Лузин вылез из печи, а Никола Бочков сунулся было вперед, старый бригадир печников вдруг отодвинул его большой, сильной рукой и поклонился директору и парторгу:

— Теперь мой черед. Куда народ, туда и мы.

— Действуй, Пимен Семеныч, — ответил Пермяков.

Пимен Семенович твердой походкой направился к мартену.

Переждав, пока их предводитель, вылезший из печи, протер глаза и разгладил мокрую бородку, печники один за другим выстроились «в очередь».

Пятый час напряженной работы был на исходе, когда Ланских, последним вышедший из печи, сказал:

— Кончили!

После взаимных поздравлений Пермяков спросил парторга:

— Значит, посылаем телеграмму обкому о скоростном коллективном ремонте мартена № 1?

— Да, пошлем немедленно, с упоминанием всех имен!

Напоследок печь осмотрели оба сменщика.

— Опять здоров наш мартен что надо, — спокойно сказал Ланских. — Через полчасика заваливать можно, пойдет!

Нечпорук еще раз строго оглядел печь, обнадеживающе улыбнулся всем знакомым лицам и повторил:

— Пойдет!

В распахнутую форточку тянуло острой свежестью полдня начала апреля, слышался дробный и веселый стук капели. Старуха Лебедева все пыталась захлопнуть форточку, но кто-нибудь из гостей опять открывал ее, — в комнате было людно и жарко.

Лебедевский домик еще не видывал такого торжества: Глафира Николаевна решила «вспрыснуть» награждение электросварщиц бригады Сопи Челищевой. Вчера, субботним вечером, на торжественном собрании первый секретарь обкома, депутат Верховного Совета, вручал правительственные награды лесогорцам: двести восемьдесят человек особо отличившихся получили ордена и медали, а более четырех тысяч человек получили от наркомата значки отличника и денежные награды и грамоты от завода.

Соню Челищеву наградили орденом Трудового Красного Знамени, а Глафира Лебедева, ее «правая рука», была награждена орденом «Знак почета»; Анастасию Кузьмину, Ольгу Петровну и Юлю Шанину наградили медалями «За трудовую доблесть».