Родина

Ребятишки подняли свои шапчонки, захлопали в ладоши, закричали звонкими голосами, как скворцы.

— Вот оно! Будущее! — сказал Сергей и ответно помахал им своей краснозвездной ушанкой.

Промелькнули последние домики слободки, и Лесогорский завод остался позади. Теперь поезд шел лесом. В глубине мохнатых елей уже сгущалась тьма, темнело небо. Грязносизая туча, наливаясь холодной тяжестью, ползла с запада. Резкий, мглистый воздух мчался навстречу. Над потускневшими снегами завилась лохматая поземка, мешаясь с клочьями рваного паровозного дыма. Небо спускалось все ниже, а леса так почернели, как будто свет никогда не проникал в их черную, плотную глушь.

И вдруг, пронизав мглу, по всей линии лесогорской ветки загорелись высокие огни фонарей. Убегая вперед, они разыскали среди туч несколько ранних звезд, которые взошли над расступившейся мглой. На снегу заиграли золотистые пятна, а среди черных стен леса прояснились могучие колонны высоких сосен. Небо поднималось понемногу, и, как бойцы следом за смельчаками, все шире и ярче рассыпались звезды. А огни, стремясь вперед, как гонцы света, вели фронтовой поезд все дальше на запад, где лесогорская ветка сливалась с великой магистралью.

Ноябрь 1941 — сентябрь 1943 г.

Свердловск — Москва

РАЗБЕГ Роман

«Я думаю, что никакая другая страна и никакая другая армия не могла бы выдержать подобный натиск озверелых банд немецко-фашистских разбойников и их союзников. Только наша Советская страна, и только наша Красная Армия способны выдержать такой натиск. И не только выдержать, но и преодолеть его».

И. СТАЛИН

(Доклад на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями г. Москвы 6 ноября 1942 года.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВЕСЕННИЙ ШУМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Сталевар Александр Нечпорук только хотел повернуть за угол и выйти на шоссе к заводу, как вдруг, пораженный, остановился: знакомый, под облупившейся охрой, забор углового дома исчез под пышными облаками… яблоневого цвета!.. Белые, охваченные нежным, как первая дрожь зари, розовым пламенем, плыли над землей яблоневые цветы. От яблонь на сталевара пахнуло буйной волей детства, восторгами первых вешних дней, когда на родном его Дону каждая пядь земли благоухает и радует человека. Правда, в родной деревне и в заводском поселке под Ростовом яблони зацветали гораздо раньше, и тогда все тонуло в белой кипени садов, а здесь только на углу Речной улицы красовался яблоневый сад лесогорского садовода Степана Даниловича Невьянцева. Но тем неожиданнее и дороже было Нечпоруку открыть эту красу среди уральских лохматых тополей, берез, палисадников и высоких ворот с резьбой и навесами. Еще вчера улица жила своей небогатой весной, а сейчас Нечпорук смотрел и не мог насмотреться на это поразительное цветение, — и подумать только, где: на Урале, среди угрюмых лесов, на берегу холодной речонки Тапыни!

Нечпорук тряхнул своим цыганским чубом, почувствовав, что белый цветок яблони запутался в его черных кудрях. Осторожно шевеля смуглыми пальцами, сталевар снял с головы цветок на тонкой ножке и положил его на ладонь.

Тут он заметил, что не один любуется цветущим садом. Рядом с Нечпоруком остановился приземистый сероглазый паренек в черной шинельке, в черной фуражке с синим кантом.

— Эге, да тут знакомый человек! — вспомнил Нечпорук. — Ты ведь Игорь Чувилев?

Паренек с достоинством кивнул головой.

— Да, я Чувилев.

— То-то, бачу, знакомая личность. Ты ведь в цехе Артема Сбоева?

— Да, я в его цехе.

— Знаем, знаем… Много Артему хлопот с вашим братом: зеленые хлопцы, а задиристые…

— Государственный план вместе со всем заводом выполняем, — напомнил Игорь тоном человека, который уже отвык от покровительственного отношения к себе.

— Хо, хо… Извини, брат, извини! — проговорил Нечпорук. — Это я по старой, довоенной привычке выразился. Ты ведь у Артема даже в инструкторах числишься, он тебя хвалил недавно.

Игорь смущенно засмеялся, а потом подтвердил:

— Да-да… уже десятка два людей через мои руки прошло. Сегодня вот опять новые эвакуированные ребята прибывают, иду их встречать.

— Ну, в час добрый, товарищ инструктор, в час добрый! — весело напутствовал Нечпорук юношу.

Игорь вышел на главный Лесогорский тракт, проложенный еще при Акинфии Демидове, потом повернул на железнодорожное шоссе. Щуря серые глаза, Игорь приостановился на дороге и засмотрелся на иззолоченные майским солнцем стеклянные скаты заводских корпусов.