Родина

— Но они, примерно, то же самое переживают сейчас, что и мы в сорок первом году, — сумрачно прервал его Игорь.

Он представлял себе, что все прибывающие в Лесогорск ребята тоже видели бомбежки родных городов, пожары, разрушения, смерть близких. Многие стали бесприютными и безродными. Наверное, многие из них тревожно смотрят сейчас в окна вагонов на новые места и гадают про себя: как-то встретит их новая жизнь?..

«Ну вот, мы их и встретим», — думал Игорь, когда приятели уже подходили к дощатому перрону лесогорского вокзала.

— Поглядим, ребята, сводку, — предложил Толя, направляясь к витрине Совинформбюро.

— Не нравится мне сводка, — недовольно объявил он. — Вчера в госпитале знакомый раненый рассказывал мне, что немцы опять напирают. Говорят, танков, авиации они опять на юг подбросили страшное дело сколько!

— Да, — хмуро заметил Игорь, — еще долго придется воевать.

— Неужто и в сорок третьем году вот в это время еще будет война? — испугался Сережа. — Да когда же мы опять наш Кленовск увидим?

— Придется тебе потерпеть, — сухо сказал Толя, сел на узкую скамью и задумался.

Игорь и Сережа тоже замолчали.

Длинный состав, тяжело громыхая платформами, нагруженными ржавым металлом, показался из-за пакгауза. Зеленый пассажирский вагон остановился в самом конце перрона.

Только успел Сережа крикнуть: «Вот они где, новички наши!» — как со ступенек вагона спрыгнула легкая женская фигура в когда-то светлом драповом пальто и когда-то розовой соломенной шляпе. Впрочем, обо всем, что было на ней, хотелось сказать «когда-то»: на модном пальто чернели пятна дегтя, светлосерая шелковая подкладка висела грязными лоскутами; шляпа с обтрепанными цветами, приплюснутая, почти бесформенная, чудом держалась на черноволосой голове со спутанными «перманентными» локонами.

— Приехали! — резко и злобно выкрикнула брюнетка. — Кончилась мука эта! Юля, выходи!.. Юлька… Ну?

— Иду, иду, тетя! — ответил из глубины вагона тоненький голосок.

Тетя, никого не замечая вокруг, стащила с площадки вагона рыжий кожаный чемодан, исцарапанный, со сломанными замками. Бросив чемодан наземь, она стащила со ступенек тоненькую, как жердинка, девушку-подростка. Юля испуганно озиралась вокруг, а тетя кричала, словно в пустыне:

— Боже ты мой… куда приехали… одни пеньки да лесище!.. А уж везли-то нас черт знает как… к этому вот паршивому железу прицепили.

— Тетя Оля… не надо… не надо… — бессильно бормотала Юля, и носик ее жалобно морщился.

Этот носик с прозрачными ноздрями, необычайно выразительный и подвижной, сразу бросился в глаза Толе Сунцову. Глядя на Юлю, на ее большие фиалковые глаза, мокрые ресницы и вздрагивающие, как у малого ребенка, губы, он растерянно прошептал:

— Разрешите, я помогу вам.

Юля с мольбой глянула на него, и Толя вдруг почувствовал себя единственной опорой этих двух слабых существ.

— Мы пойдем в общежитие, — смущенно разъяснил он, взваливая себе на спину тяжелый чемодан.

Игорь, наблюдавший эту сцену, хотел было помочь Сунцову, но Сережа потянул Чувилева за рукав:

— Идем, идем… Вон там еще ребята стоят, не знают, куда итти.

Оба направились к кучке юнцов с сундучками и узлами в руках. Подростки ехали, видимо, долго. Грязь и пыль темным налетом лежали на их измученных лицах, — все они показались Игорю одинаковыми. Но один выделялся среди всех. Это был молчаливый парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, в морском бушлате и тельняшке с чужого плеча. Старенькая матросская бескозырка со скатавшимися ленточками была ему не по голове и сидела криво. Правая бровь пестрела обнажившимися пятнышками бледной кожи и пучками черных волос, словно выщипанных клювом; на левой щеке краснел зигзаг свежезажившего шрама. Сжав бескровные губы, подросток в бескозырке не спеша оглядывал маленькую станцию. На его худом лице застыло выражение суровой, совсем взрослой серьезности. Прихмурив бровь, он искал что-то глазами.

— Ты откуда приехал? — почему-то робея, спросил Игорь.

— Из Севастополя, — ответил парнишка и, все так же хмурясь, требовательно спросил: — А где у вас тут сводка?

— Сводка Совинформбюро? А вон на той стенке висит.

— На стенке? Неудачное место: за столбом не сразу заметишь, — явно осуждая, произнес севастополец.

Сдвинув на макушку свою большую бескозырку, подросток подошел к сводке и начал читать. Все приезжие уже прошли мимо, а севастополец все еще читал, хмурясь и думая о чем-то своем.

— Сводку читаешь каждый день? — спросил он Чувилева, не оборачиваясь.

— Когда читаю, когда слушаю…

— «Слушаю»… — усмехнувшись, повторил севастополец. — Сводку, товарищ, читать надо так, чтобы… — и он, не найдя слова, медленно сжал кулаки. Потом отошел от витрины и опять требовательно спросил: — О Максиме Кузенко ты, значит, ничего не читал?

— Н-нет, не помню что-то… — виновато признался Игорь. — А кто он, Максим Кузенко?