Родина

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ОЛЬГА ПЕТРОВНА ТОСКУЕТ

Глафира Лебедева и сталинградка Анастасия Кузьмина ее «уплотненка», как говорили в Лесогорске, — начав работать в учебной бригаде электросварщиц, еще сильнее подружились.

— Мы с тобой, Настя, и рабочие свои карточки и грешные наши души соединили! — подшучивала Глафира.

Обе питались сообща, выстаивали попеременно в «карточных» очередях, а вечером, после работы, рассказывали друг другу о своих мужьях и прошлой, хорошей жизни.

Анастасия вздыхала. Недолгое счастье с мужем казалось сном.

Теперешняя Анастасия вставала в шестом часу утра, торопливо ела картошку с черным хлебом, кормила ребенка, потом почти бегом направлялась в детский комбинат, где и оставляла своего Петяшку, в отделении самых маленьких.

В перерыв няня приносила Анастасии ребенка. Он тыкался губенками в грудь, жадно сосал, чмокал, смешно закатывал глазенки, потом засыпал, уткнувшись носиком в материнское тепло. Анастасии было до слез жалко отдавать его няне. Ревнивым взглядом она провожала чужую женщину, которая уносила от нее сына.

Растерянная, вялая, Анастасия возвращалась в цех и часто не могла скрыть слез.

— Утрись, утрись! — ворчала на нее Глафира. — Сквозь слезы-то и не увидишь, куда у тебя электрод пойдет.

— Да, электрод не иголка, и не полотенце им вышивают, а сваривают танковую сталь, — мягко и серьезно подхватила Соня Челищева. — Скверный шов на металле — непоправимая порча. Значит, у всех у нас должны быть ясные глаза. Ясные глаза, — настойчиво повторила она, отходя.

Хозяйственная и наблюдательная Глафира уже заметила, что Соня Челищева всегда появлялась во-время рядом с человеком, который чем-нибудь был встревожен или подавлен неудачей в работе.

Глафира никому не призналась бы, что у Сони научилась она познавать меру несчастья. Говоря по справедливости, Соня оказалась несчастнее Глафиры. Лебедева все-таки жила в своем доме, с дочкой, со свекровью, в родном своем Лесогорске. А Соня? Много было поводов изумляться, как эта молоденькая, ставшая безродной девушка так крепко держится в жизни. Случалось, всплакнув дома поутру, Глафира в цехе прятала от Сони свои красные глаза и старалась влиять в том же направлении на Кузьмину.

— Электродом-то, Настя, куда ведешь? — шептала ей Глафира. — Ой, бабочка, совесть надо иметь! Соне за всех нас перед заводом ответ держать.

Электросварка вначале напугала Глафиру, но она привыкла, чтобы все спорилось у нее в руках, и не любила работать без одобрения со стороны других. И в цехе ей хотелось заслужить его как можно скорее. Она, кроме того, сразу поняла, что эта новая, необычная работа, требующая постоянного и напряженного внимания, заставляет ее забывать о горе и вообще обо всех домашних делах.

— Вы достигли уже некоторого успеха, Глафира Николаевна, и вам нельзя его терять, — с серьезной своей улыбкой объявила Соня к концу третьей недели.

— Да уж я стараюсь! — самолюбиво сказала Глафира.

Однажды Соня отлучилась к начальнику цеха, оставив Глафиру вместо себя. Глафира точно выполнила все указания Сони, которая потом это перед всей бригадой отметила.

— Лопну, а завоеванного не сдам! — торжественно заявила Лебедева Кузьминой.

— Как ты скоро по-заводски говорить выучилась! — позавидовала Анастасия.

— Эх, Настя, уж если я жить осталась, так надо по-честному жить. Верно?

— Твоя правда.

Ольга Петровна частенько прислушивалась к этим разговорам и вздыхала про себя: ее подбодрить было некому. Юля работала рядом, словно только для того, чтобы сердить тетку: то у нее сваливался набок фибровый щиток, скрывающий лицо от фонтана искр из-под электрода, то электрод падал на пол, и Юля, неловкая и жалкая, сползала вниз. Чаще всех Юля прожигала толстые брезентовые рукавицы, а однажды ухитрилась сразу в нескольких местах прожечь куртку, сделав ее совершенно непригодной.

— В кого ты такая дурища уродилась? — раздражалась Ольга Петровна. — Соображаешь ты или нет, какую ты неприятность делаешь Соне Челищевой? Прозодежды не хватает, из-за каждой пары этих рукавиц Челищевой приходится ходить объясняться с начальником цеха!

— Господи, тетя, ну что я сама с собой поделаю? У меня ничего не клеится! — жалобно ответила Юля.

— Ну в чем дело? — спрашивала Соня и направляла маленькую, дрожащую руку, утонувшую в неуклюжей и грубой, как жесть, рукавице..

«Да, только вот и знай направляй всех их на путь истинный! — горько и беспокойно думала Соня, исподтишка оглядывая знакомые лица. — Надеяться всерьез можно только на Глафиру, а этих трех надо еще поднимать и поднимать. Терпение, Соня, терпение! Но время-то уходит… Если двигаться вперед будем только я да Глафира — сидеть нам в ученицах еще два-три месяца… смех и позор!..»

— Вы что, Сонечка? — спросила Ольга Петровна. — Может быть, нездоровы сегодня?

— Нет, здорова! — досадливо ответила Соня и вдруг решила про себя: «Нет, уж если поднимать их, так надо говорить с ними напрямик».

— Ольга Петровна, я очень хотела поговорить с вами после работы, — произнесла вслух Соня.