Родина

С селекционной станции я попал в анатомический музей машин, – на машиноиспытательную станцию.

Машины, разъятые на части, показывали свои нервы, кости, мускулатуру. Недавно здесь тоже шло обучение 6000 рабочих-колхозников.

Станция испытывает машины всех систем и отбирает лучшие, оценивает бесчисленные проекты изобретателей и сама конструирует новые машины.

Больше всего она возится с тракторами. Фордзон, Интернационал, Клетрак, – три слова, склоняющиеся на станции миллионы раз. Здесь тракторы всех возрастов, всех систем и всех мощностей, – от 16 до 60 лошадиных сил. Здесь гусеничные тракторы, которые могут тащить две сноповязалки (для нас, людей не земледельческих, это ничего не говорит, крестьянин же снимет перед этой цифрой шапку, – для него это – Днепрострой!).

Станцию засыпают запросами со всех концов Союза. Она не только обучает студентов, – она – главный оценщик машин.

Машины испытываются на полях академии и в разных районах Союза, где пробуют, как та или иная машина берет разную почву. Для глины нужны машины одной конструкции, для чернозема – другой.

Около станции стоят комбайны – советский и американский, плуги с восемнадцатью лемехами, дисковые бороны, сортировки, – целый музей земледельческих машин.

Станция пропускает сто экскурсий в месяц. Сейчас она обучает колхозников, а осенью начнется слет красных директоров совхозов и заводов сельскохозяйственных машин: четыре месяца они будут изучать машины.

На этой станции я впервые узнал, что сельскохозяйственные машины таят в себе разрушительное начало. Если на селекционной станции брак служит на пользу производству, то здесь этому служит идея разрушения.

Плуг и борона разрушают почву, и чем лучше они это делают, тем считаются ценнее; косилка режет стебель, молотилка уничтожает колос, мельничные машины перетирают зерно в порошок.

Это разрушительное начало, заложенное в конструкцию сельскохозяйственных машин, резко отличает их от машин созидательных. Оно определяет принципы их построения. Инженеры сельскохозяйственных машин – инженеры-разрушители.

Станция не отстает ни на шаг от времени. Ожидание сырого лета вызвало на станции ряд интереснейших работ по сушке зерна.

Влажное зерно быстро портится. Станция работает над созданием особой машины для просушки зерна.

Коровий бунт

Рядом – селекционный рассадник птицы, свинарник и молочная ферма, – лаборатория животноводства.

На ферме идут опыты с кормлением скота. Закончилось кормление коров соей, – кормили их почти три месяца. Сейчас идет подсчет результатов. Путем рационального кормления (без племенного его улучшения) удой русского скота на ферме в 1929 году увеличился, сравнительно с 1926 годом, на 12 %. Корова дает 20 кило молока в сутки. Скот становится тяжелее.

Ферма непрерывно работает над улучшением породы скота.

Через ферму проходит множество крестьянок-доильниц. Их обучают уходу за скотом.

Этим летом на ферме введено электрическое доение. Этот способ дает большой удой и экономию, но требует особой опытности.

Некоторые коровы в силу прославленного своего консерватизма враждебны к электричеству. Они не допускают к себе рабочих с электрической доилкой. Коровье безразличье сменяется неистовством, – корова впадает в бунт. Но большинство коров относится к электрическому доению равнодушно.

Доение продолжается от пяти до восемнадцати минут. Одновременно доят пятерых коров. Передержка аппарата не вызывает ни раздражения, ни крови. Единственный недостаток тот, что аппарат не выдаивает все до конца, – после него надо корову поддаивать.

Электрическая дойка дает очень чистое молоко, какого никогда не получить при доении руками.

Я рассказал только о трех главных опытных станциях академии. Есть еще льняная станция, метеорологическая и другие, но о них я говорить не буду.

Портфель и валенки

После опытных станций я попал в главное здание (или, вернее, в здания) Академии. Я запутался среди факультетов, лабораторий, библиотек и деканатов. Стены пестрели стенными газетами. Поражала единственная целеустремленность этих газет – колхозы и посевы. Как будто для тимирязевцев больше ничто не существует.

Я попал в Академию в бурные дни реорганизации. Академическую жизнь переливают в новые формы. Впредь она будет обслуживать только колхозы, только социалистическое земледелие. Над индивидуальным хозяйством поставлен крест.

Наркомзем постановил:

«Реорганизовать Академию, с тем чтобы она подготовляла инженера-агронома, специалиста-производственника исключительно для крупного социалистического хозяйства».

В старое время Академия была барской. Барич-помещик, купец, сын мироеда – таков был состав ее студентов. Сейчас в Академии больше половины крестьян-бедняков и колхозников, пятая часть – рабочие, а остальные – дети служащих и небольшая горсточка детей специалистов.

Часть старых студентов и старых профессоров упрямо сопротивлялись неизбежному. Они – монополисты земледельческой науки – не хотели отдавать ее в руки «мужичья». Только сейчас сломлено последнее сопротивление.