Родина (август 2008)

Цеця и Зюзя - богини семьи. Маленькие, из низшего, домашнего пантеона. Пришел мужик домой, возложив свободный вечер на алтарь Квасура, а дома Цеця и Зюзя. Щур меня! А Щур-то - бог межи, дух маленькой смерти, от которой вроде как можно откупиться. Не бойся, мужик, я за твоей канарейкой пришла… А в поганых местах (вовсе даже не только в болотах), а на перекрестках дорог, под мостами, на границах сел и городов, на пустырях, в колодцах, в незакрытых банках с водой, водятся мавки и навки, гнетгоки, жмары, лизуны, обдерихи, икотники, костоломы с кожедерами.

На пустырях, у городского края (возле МКАДа, например), точно водятся костоломы с кожедерами.

Можно встретить черного водилу - вы об этом хотя бы знаете? Водило - он путает дорогу, пугает путешественника. В кустах сидят щекотун, игрец и смутитель.

А знаете, как они выглядят? Как люди. Они антропоморфны и могут принять облик старика, девицы, юнца, ребенка. И у каждого есть только один, отличающий его от обычного человека, звериный признак. Остроголовость или большеголовость. Хромота (беспятость). Бескостность. Волосатость. Отвисшие груди, с ума сойти.

В северных деревнях всю эту нечистую силу, чтобы не называть по имени, величали с преувеличенной ласковостью: белый дедушко, голенький, лысенький.

Немногого же стоит Голливуд, любитель языческих баек, создатель бесконечной галереи перекошенных прыщавых вурдалаков - где уж честным методистам придумать что-нибудь поистине страшное. А не хотите водилу на дорожном перекрестке, по кличке Лысенький? Где-нибудь в Зюзино. Сидит, ждет пассажира. А сам - беспятый.

Но все это ушедшие страхи, древние страхи. У нас теперь другой страх.

Современное бытовое язычество, не традиционное.

Наше язычество не эллинистическое и не славянское - оно пещерное, первобытное. Как известно, магические обряды в первобытном обществе восполняли практическое бессилие людей.

Мы - оставленные.

Может быть, впервые с незапамятных времен маленький человек опять остался наедине с природой.

Сидит в турецкой шкурке перед лужицей огня в темной комнате, перед черным ящичком, пышущим холодным белым пламенем. По стенам ходят тени.

Человек остается наедине с природой зла и природой добра. Природой власти, богатства, бедности. Наедине с человеческой природой, с самим собой. Страшное одиночество - от себя-то что ждать? С упадком врожденного, воспитанного христианства исчезла и общепринятая, автоматическая нравственная норма. С упадком бытового язычества исчезли общие страхи, и остались только личные. Ничего страшного, конечно, детей не едим, но с мировоззрением у нас очень пестренько.

А Розанов, между прочим, предупреждал, что так все и будет.

И писал- то не по какому-то важному поводу. Думать не думал о многолетнем государственном безбожии, о массовом религиозном невежестве. Всего-то щунял кадетскую партию за законопроект «О переходе из православия в инославие и иноверие», представленный к рассмотрению в Третью Думу: «Вы возвратили сознание народное к той детской поре исторического существования, когда ничего еще не было решено, не было решено, кому и как должен поклоняться человек, что для него долг и не-долг, где его совесть и что для него есть бессовестное. Мы говорим о народных массах. Об их впечатлении, о невольной смуте. «Значит, еще ничего большими умами не решено, и деды наши ошиблись», скажет масса, прочитав в законе, что разрешается переходить в язычество.

Но язычество - это не только другой культ, другой зов человеческих сердец.

Выбрать не каждый может. Для этого нужен не только ясный и огромный ум, но и большая воля в смысле готовности и способности затратить большую энергию. Не у каждого есть такой запас души, чтобы произвести эту великую растрату. Цивилизация есть накопленный опыт и доверие к этому опыту. Вся цивилизация европейская теперь работает над созданием материальной обстановки быта, окончив в средние века выработку духовной обстановки. Христианский идеал вошел в школу, в семью. Это есть то обыкновенное, всеми признанное, неоспоримое, на чем покоятся все суждения… Выньте из обихода европейского общества, русского общества, народного сознания эти незаметные вещи, и вы просто сделаете невозможным общение людей друг с другом, понимание взаимное, речь взаимную. Это духовное робинзонство привело бы к всеобщей сшибке лбами в невероятной тьме, дикой тьме«.

Не у каждого есть запас души, чтобы восстановить в себе и в своей семье религиозное чувство. Что же у нас осталось? Рождество, блины, куличи. Святую воду набираем бидонами. Гадания на святки, Иван Купала, Хеллоуин. Свечку к празднику. Десять заповедей (правда, мои Селенки все десять не припомнили).

Страх за свою семью. Мощная жажда родового, семейного благополучия и покоя.

Умение любить вышестоящих. Считается, что любовью оскорбить нельзя. Можно. Русскому язычнику куда проще полюбить, чем понять и принять. Это один из умилостивительных ритуалов. Свирепым равнодушием веет от этой любви.