Родина Богов

Между тем стриж прочирикал что-то невнятное и ветры стихли, угомонились вихри, срывающие пену с волн, и над Арварским морем на минуту повисла тишина, как обычно перед бурей, когда внуки-стрибожичи становятся в круг и набирают побольше воздуха, чтобы смутить пространство и поднять смерч. Однако ветры затаили дыхание, трепетно взирая на деда, после чего робко взялись за руки и побежали вперед, разметая и разгоняя волны по сторонам. Ватажники узрели мгновение рока, подняли паруса, а полуденный ветер вздул их и погнал богатырский хорс с невиданной скоростью, как не ходил даже с корабельным сердцем – нос хорса едва касался воды.

Стрибог, видимо, так притомился, летая над морями, что не взглянул даже на арваров, нахохлился, затворил глаза бельмами и уснул под приятный сердцу и уху трепетный шелест парусов, похожий на колыбельную. А его внуки трудились день и ночь, покуда не выбросили корабль на берег. Богатырский хорс с треском завалился на бок, однако владыка стихии даже не шелохнулся, а ветры еще долго кружили по небу, боясь потревожить сон деда. Наконец, стриж открыл глаза, встряхнулся и упорхнул, уводя за собой все восемь ветров.

Варяги же спустились с корабля, обняли мать-сырую землю и лишь после того осмотрелись по сторонам. Пути земные и водные им были ведомы, потому увидели они, что стоят на берегу Арвагского моря, где кругом камень да песок, а впереди высокие горы, за которыми земля скандов – вон куда занесли шальные стрибожьи внуки!

Арваги были родственниками арваров, поскольку произошли от младшего сына Рода, Раса. Потомки веселого и беспечного странника после оледенения разделились: одни ушли к теплым морям в Середину Земли, другие, в том числе и род Арвага, то есть вышедшего с Арвара, остались на холодных морских берегах в ожидании времени Варяжа. Когда-то расы питались лишь грибами и жили тем, что развлекали народ, играя на гудках, гуслях, домрах и путешествуя по всем землям, в том числе с белого света на тот свет. Их прекрасная музыка и песни всегда достигали Кладовеста и потому не только люди, но и весь живой мир слушал бродячих каликов и обретал радость жизни. Но после великого переселения всем внукам даждьбожьим что в этом мире, что в ином стало не до веселья, лишь бы живот свой спасти в чужих скудных землях, никто арвагов слушать здесь не хотел. Они же ничего не умели делать своими руками: ни пищи добыть, ни, тем паче, построить теплого жилища, поскольку всегда жили в полотняных шатрах.

Оказавшись на берегу студеного моря, расы бросили свои забавы, песни, танцы, скоморошество – все предали забвению и стали кормиться и жить тем, что выносило на берег холодное море – водорослями и дохлой рыбой. От этой мертвой пищи они утратили способность уходить и возвращаться с того света, потому в обоих мирах, а также в небе, на земле и в водах полунощных стран поселилась глубокая печаль, ибо некому стало устраивать потехи да бальствовать своей игрой вольные сердца людей, птиц, зверей и прочего живого мира. Мамонты, это разумное творение Даждьбога, неспособное существовать без людей, бежали с родины богов вместе с ними, в надежде найти приют в новых землях, но взирая на жалких, подавленных арваров, наполнялись великой скорбью и вымирали не от бескормицы и мороза – от великой смертной тоски.

И казалось, что выживут на новом месте лишь полчища обров, не ведающих бога, радости, а значит и печали. Выродки пожирали трупы мамонтов, оставляя одни скелеты, и стремительно размножались, захватывая пространство. Печаль же для расов была подобна смерти, и они бы вскоре погибли от нее, как мамонты, а еще скорее, от голода и холода: полуголые, отощавшие, со слезящимися глазами, они бродили днем вдоль отмелей, собирая моллюсков и поедая их тут же, а ночью забирались в пещеры и тряслись от озноба, ибо огонь умели зажигать лишь в душах арваров.

И вот однажды великаны подводного царства, киты, избежавшие гнева богов, но подобно мамонтам страдающие от вселенской печали, собрались со всех студеных морей к арвагскому берегу, позрели близкую кончину тоскливых каликов и бросили жребий. В тот же час жертвенные киты простились с сородичами, выписали последний круг по морским волнам и выбросились на берег. То-то было всем арварам веселья и радости! Мясо пошло в пищу, жир для светильников, шкура на шатры, а жилы на струны, ибо старые, золотые давно поизносились. И арваги вспомнили песни, сделали новые забавы и вновь заиграли по берегам полунощных морей. Вот только обратного пути из мира иного им не было более, поскольку они, как и все смертные, вкушали не земные плоды, а животную плоть.