Родина Богов

– Нет, постой, Ладомил! А почему ты не спросишь, что тебе послала Вящеслава?

Несмолкаемый звон пчелиных крыльев на мгновение стих.

– Что слышу я? Ужели вспомнила обо мне? Ужель сподобилась посылку мне послать?...

Калики положили наземь нагрудный нож Вящеславы – богатырский, более напоминающий меч.

– Вот тебе посылка!

Будучи слепой, воля Ладомила однако же точно опустилась на ножны, прокатилась по ним, словно ощупывая, и замерла на рукояти. Огненный шар стал густо малиновым, источая легкий туман, замкнутая в нем пчела сделалась багровой и растворилась, а с кончика ножа ушел в землю голубой росчерк молнии.

– И в мире мертвых не скрыться! Нигде мне нет покоя от этой женщины, – земным, горестным голосом простонал он. – Что на сей раз она замыслила, коль прислала знак своей чести?

– Велела спросить, тоскуешь ли ты без нее? Малиновый шар подпрыгнул и вновь сел, отчего на костяной рукоятке осталось выжженное пятно.

– Ничуть не бывало! Я только здесь и вздохнул вольно!

– Вящеслава сказала, если ты хочешь, чтобы она пришла к тебе в иной мир, укажи, где спрятал дочь Краснозору.

И тут со всех сторон налетел рой пчел и зажужжал назойливо:

– Скажи, скажи, Ладомил! Ты же тоскуешь по Вящеславе! Ты же ждешь ее ежечасно! Ты же жаждешь позреть жену!

Любовь у вечных арваров не знала приятия и удовольствия, а посему была бессмертной...

– Мы проплыли все моря полунощных стран, – добавили калики. – Все острова обследовали, теплые и холодные – нет нигде Краснозоры...

– Добро, – огненный шар еще раз прокатился по ножу и будто слизнул его, вобрав в себя. – Скажу... Не ищите ее ни в Арварском, ни в Карском, ни в Варяжском, да и во всех иных морях. Я укрыл ее в Великом океане, на острове Молчания. А укажет вам место пятый луч Полунощной звезды, спускающийся на полудень в месяц Варяж...

Не было над тем светом Кладовеста, и не могла услышать слов отца молчаливая Краснозора, однако в тот самый миг, как Ладомил назвал место, вздрогнула и ощутила беспокойство. Сто лет жила юная поленица на острове Молчания, не обронив ни единого слова, как наказал родитель, тут же невольно воскликнула:

– О, боже!...

И замерла, ибо в тот час же сотрясся дикий, незнаемый остров, давно не слышавший речи, земля шатнулась под ногами, взметнув облако пыли и всколыхнулось окрестное пространство. Немые воины Краснозоры, собранные Ладомилом со всех полунощных стран, а вернее, внуки тех смертных воинов, родившиеся и выросшие здесь, никогда не знавшие слова, воззрились на свою предводительницу – поленицу и еще более онемели. Все эти сто лет они разговаривали глазами, а с небом – мысленно, и этого было довольно, однако услышанное слово в единый миг пробудило в них речь.

– О, боже! – повторили они единым духом.

Более мощный подземный толчок выбил из-под ног твердь, люди повалились наземь в растерянности и недоумении, таращась на поленицу, а она закрыла уста ладонью, приказала взглядом не открывать ртов и выставить караулы по берегам острова, а сама удалилась в жилище.

Молчаливое существование было привычным и еще вчера ничто не предвещало тревоги.

Она знала, почему отец спрятал ее вдали от мира, на маленьком клочке суши среди бескрайнего Великого океана: сто лет назад на остров Вящеславы спустился Перун, только что вызвавшийся опекать арваров, пока спят боги. Молодой громовержец был холост, ибо не было ему невесты на небе, никто из богов не желал отдавать дочь за легкомысленного, ретивого и самовлюбленного Перуна, который более чистил перышки на себе да баловал с молниями, нежели заботился о небесном и земном. Летая над морями, он высмотрел прекрасную юную поленицу, спустился на остров и стал сватать ее у родителей. Ладомил сразу же отказал чванливому богу, но Вящеславе льстило породниться с громовержцем, однако стала она выторговывать себе небожительство, дескать, надоело мне на острове, коль возьмешь нас с дочерью к себе – отдам. Хитрила старая поленица, ибо сама давно мечтала стать владычицей морских бурь. А Перуну-то все равно, пообещал взять, вот тогда Вящеслава согласилась и насильно обручила Краснозору с владыкой грозы. Однако громовержцу сговора и обручения было мало, поскольку замыслил он поять юную деву, де-мол, чтобы уж никто не польстился на последнюю поленицу, но Вящеслава сего не позволила, опасаясь, что повеса отнимет девственность у Краснозоры, а сам не исполнит обещаний. Когда же Перун упорхнул на небеса, будто бы готовиться к свадьбе, и пропал бесследно, разгневалась Вящеслава, стала бить и крушить все корабли, проплывающие мимо, и когда потопила их достаточно, возомнила себя богиней, поставила железный столп на горе и стала ждать громовержца.