Родина Богов

Исполненный местью, он забыл о родимом пятне Земли, на котором жила его не высватанная невеста, но однажды в солнечный приметный день, когда наступает поворот от зимы к весне, он прилег на сухую проталину и наконец-то уснул, согретый первым теплом. Лишь во сне притупилось чувство мести за союзников-герминонов, ворона не каркала и не била крылом над ухом.

И по солнечным же лучам опустилось на него незнаемое, чарующее видение. Будто шел он ясным, летним днем берегом океана и увидел огромную перламутровую раковину, створка которой была чуть приоткрыта. Из любопытства он заглянул внутрь, нет ли там жемчужины, но раковина распахнулась и перед ним явилась обнаженная дева-поленица с мечом в руках. Она возникла так неожиданно и была так прекрасна, что исполин в первый миг утратил дар речи, а замкнутая в огненный шар пчела в солнечном сплетении сначала забилась о стенки, зазвенела в отчаянии и ужалила в сердце.

– Кто ты? – наконец спросил он, отступив на шаг.

Дева взглянула грозно.

– Я Краснозора, твоя невеста! Но прежде чем взять меня, возьми свой меч и сразись со мной!

– Не стану с тобой биться оружием! – сказал Космомысл. – Руками возьму!

– Ну, попробуй, возьми! – засмеялась поленица и вонзила меч в землю.

Схватились они руками, замкнули друг друга в объятьях и стали бороться. Но яд пчелы уже растекся по телу, пленил волю и закружилась голова у исполина. Повалила его Краснозора наземь, наступила ногою на грудь, но Космомысл вывернулся, вскочил – глядь, ан нет никого кругом. Лишь проталина с помятой прошлогодней травой да двуручный скандальный меч, коего исполин никогда не видывал.

Очарованный, он вытащил меч из земли, побежал в одну сторону, в другую – и следа нет! Не мог он поверить, что Краснозора ему приснилась, ибо вот он меч, явен! Весь остров обошел, все пещеры и ущелья облазил, лес вдоль и поперек исходил, но всякий раз возвращался к проталине, на которой заснул.

Знать, и верно, вещий сон приводился...

И все-таки уже не мог успокоиться, дни и ночи бродил по берегу и звал иногда по имени, но не отзывался Кладовест. А чаще всего исполин мысленно поднимался в небо, дабы увидеть крохотное родимое пятно. Зрячий разум его обращался то в буревестника, то в орла и целыми днями, а то и ночами, парил над водными и земными пространствами полунощной стороны океана. От каликов, побывавших на том свете, он знал, как отыскать остров, но для этого нужно было дождаться первого летнего месяца Варяжа, когда пятый луч Полунощной звезды, падающий на полудень, в точности укажет родимое пятно Земли. Однако исполина охватило нетерпение и уже жизнь на острове казалась томительной, однообразной и тоскливой. Но как бы высоко он ни летал мыслью, и как бы ни глядел далеко, видя множество родимых пятен, разбросанных и в открытом океане, и вдоль Ледяного материка, не мог узреть того единственного, к которому теперь стремился, забыв о ярости и мести.

Как-то раз шел он вдоль береговых торосов и узрел в море сверкающую ледяную гору, на которой черной точкой сидел ворон – верный признак близкой весны. Когда же на следующий день гора, несомая ветром, приблизилась, Космомысл увидел, что это не птица, а человек, лежащий на льду. И поскольку он не вмерз и не утонул в снегу, знать был еще жив. Затрепетало ужаленное сердце – неужели это Краснозора?..

В суровом зимнем Арвагском море припозднившиеся корабли варягов, скандов и арвагов иногда попадали в непроходимые льды, вмерзали и гибли, и бывало, что мореходы спасались на ледяных горах, путешествуя в полуденные страны, и если бог Тон не заманивал их на дно морское или Глад не съедал тело, то они добирались до суши и получали прозвище – Зимогор. (Потом стали называть так всякого, кто к сроку не вернулся домой, горюя во льдах или снегах.) Сам Космомысл вначале бросился к белой горе, проплывающей мимо, прыгая со льдины на льдину, но по горло провалился, ибо грузен был. Тогда он ударил в колокол и отослал двух варягов, чтоб вынесли Зимогора на берег. Рослые и крепкие ватажники ушли к ледяной горе, но скоро вернулись, сказав, что вдвоем не принести этого человека.

– Кто это? Кто? – стал спрашивать исполин.

– А неведомо кто, – отвечали варяги. – Должно, три-четыре арвага в кучу сошлись да и околели.

Космомысл послал еще двоих, и вчетвером они кое-как дотащили сжавшееся в большой ком существо, обряженное в лохмотья. И впрямь не понять, кто сей Зимогор, но только не прекрасная Краснозора.

Когда его внесли в теплое укрытие, из угловатого клубка костей и тряпичного рванья вначале показалась кудлатая голова, затем отделились руки, распрямились две длинных ноги и ватажники узрели, что это не арваг и не сканд, а рус-исполин, только смуглый и космы черны. Глад его довольно погрыз, но и отощавший, он не утратил величины тела, однако Морок одолел голову, безумные глаза были почти неподвижны, и, казалось, жизнь едва теплится. Не бессмертный ли это исполин?

Варяги пришли к Космомыслу.

– Это исполин! – сказали возбужденно. – Весь смерзся, но жив. Уж не вечный ли он?