Родина Богов

Через несколько дней над островом засияло солнце, Космомысл с варягами спустил хорс на воду в небольшой, тихий залив и начал устанавливать снасти и паруса. Каждую весну наступал торжественный миг, когда варяги всем миром спускали корабли и на помощь бежал всякий прохожий и проезжий, но Зимогор сидел на горе и не отвечал на зов. К вечеру уже трепетали спущенные паруса, и ватага, поставив хорс на якоря в полусотне сажен от берега, по обычаю вышла в последний раз на сушу, зажгла священный костер, чтоб очиститься огнем перед плаванием, омыться речной водой, воздать богу морских глубин, Тону, да матери-сырой земле, чтоб не забывала ступней их ног.

Уже в ночной час, когда обряд заканчивался, кто-то узрел, что на хорсе поднимается малый носовой парус.

В первый миг ватага замерла, потом бросилась к кораблю – кто вплавь, кто на шлюпках, и через минуту хорс закачался, на палубе возникла недобрая молва и шум схватки. Когда оставшийся на берегу Космомысл вброд добрался до хорса, то увидел, как варяги пытаются свалить Зимогора, повиснув на его могучих руках, ногах и плечах, а тот в ярости ухватившись за мачту, раскачивает хорс, словно пытается запустить его сердце. Навалившись всей ватагой, и при помощи исполина, ватажники повергли, Уветича на палубу, связали веревками и, приплавив по воде, бросили на берег.

– Твой разум под властью Морока, – сказал ему Космомысл. – Поэтому я не стану казнить тебя, Зимогор. Оставайся на острове с миром.

– Мой разум светел!

– В таком случае ты преступил древний обычай русов. И я волен сделать с тобой все, что захочу. Но ныне не стану проливать кровь, ибо жаль тебя. И слово мое – жить тебе на сем острове.

– Не оставляй здесь! – взмолился Уветич. – Послушай меня! Я уже три года брожу по Полунощным морям и ищу землю, на которой живет моя невеста. И ныне наконец узнал, как найти остров! Но мой корабль погиб во льдах... Если не хочешь дать мне свой хорс, то возьми меня с собой. Мы пойдем к острову и я возьму Краснозору в жены!

– Краснозору? – изумился Космомысл. – Постой, но она – моя невеста! Я тоже мыслю пойти в океан, отыскать остров Молчания, чтоб взять бессмертную в жены!

– Послушай, исполин! Зачем тебе брать в жены бессмертную Краснозору? Оставь ее мне, а сам пойди и возьми мою сестру-поленицу. Я укажу, где!

– Нет, Уветич! Мне нужна только Краснозора! – распрямился Космомысл. – Позри, вот ее меч! Она подала мне знак!

– Но ты не знаешь, где искать ее остров! Ты будешь много лет ходить в Полунощных морях и не отыщешь его! А я буду просить богов, чтобы ты сгинул в морских глубинах!

– Я думал, спас несчастного Зимогора. А ты мой соперник! – Космомысл разрезал путы. – А коль соперник, пусть боги рассудят, кому взять в жены Краснозору!

Сбросили исполины одежды и сошлись в рукопашном поединке...

12

Ехал Сувор рядом с братом Сивером стремя в стремя, а за ними дружина – напирают сзади, торопят, прыщут гневом будто стрелами.

– Да скорей надо идти, государь! Наших братьев зорят! Огни горят по паросью!

Но Князь и Закон даже поводом не шевельнул, ибо глух был в тот час к ярости витязей, объятый тяжкими думами. Давно ли Горислав сокрушил обрище, давно ли порубил его головы, а вот опять отросли да такой силой исполнились безокие, что уж не взирают на гневную арварскую силу. Можно взять ее в круг, соединившись с дружиной росов, вытравить из темных лесов да вязких болот, согнать на чисто поле да приступить со всех сторон, чтоб обры сами себя передавили, вознесясь высоким курганом, как при государе Олеге, но надолго ли утвердится покой в арварских землях? Или, может, развернуть дружины рядами да пойти от полунощной стороны, дабы загнать чудовище в сухие полуденные пустыни, как сделал Князь и Закон русов, Рарог, коего и доныне вспоминают арвары? Три десятка лет тишина была и в парусье и в паросье, в иных городах крепостные стены да частоколы порушились – так привыкли к миру, поскольку обры, оказавшись в неведомых горячих песках, долго не могли найти дорог, ведущих в полунощные страны, и многие из них заплутали и сгинули, а то и вовсе остались жить в пустыне. Да ведь другие-то вернулись еще более свирепыми и пошел гулять огонь по украйнам, поскольку не могли жить ничем, кроме как набегами да грабежом. Был еще один государь, именем Сварун и по прозвищу Ступа, который пограничье рвами обнес, и доныне называемые заступами, непреодолимой для обров водой их заполнил, но скоро заболотились те рвы, заросли кочками, да и обретя бога, перестали безокие бояться воды.

Не было им удержу теперь ни на суше, ни на море, того и гляди, корабли научатся строить да купеческие суда грабить, кои ныне вольно ходят по полунощным морям. Никто из князей не придумал надежной защиты от порождения своего, и Сувор, двигаясь навстречу супостату, ничего такого измыслить не мог, что остановило бы его.

– Что с обрами станем делать, брат? – спросил он у Сивера. – Как проучим, чтоб неповадно было? Развернем полки да мечами назад в болота загоним? И, как всегда, кровью напоим своей, чтоб род их продлить? Или иначе мыслишь?