Родина. Марк Шагал в Витебске

Но в заступничестве такого рода есть еще один аспект, вневременной. В провинции всегда меньше свободы и готовности понимать новое, чем в центре. Мы будем видеть это значительно позже, когда в БССР творчество Василя Быкова, Владимира Короткевича попадет в опалу, а в Москве они продолжат издаваться. Алеся Адамовича затоптали бы, будь он исключительно беларуским публицистом и писателем: выход на Москву, контакты со столичными коллегами заставляли к нему прислушиваться. (Могилу его в г. Глуша до сих пор регулярно разрушают вандалы в отместку за его публицистику времен перестройки: в дремучих головах консерваторов Адамович был одним из ответственных за развал СССР мыслителей, за что ему и мстят после смерти.) Ровно ту же ситуацию мы увидим дальше и в шагаловском вопросе: когда в 1987 г. про художника писал журнал «Огонек», в Минске проходили пленумы компартии, на которых осуждалась «шагаломания».

Так или иначе, после веского слова, сказанного в защиту М. Шагала Наркомпросом, Витебский губисполком не мог дальше «утюжить» художника. А. Ромм потерпел поражение, пусть даже ситуация с его выселением из здания училища и сейчас кажется не слишком красивой. То, что это было именно поражение, доказывается его уходом с позиции заведующего подотделом искусств губернского отдела народного образования[189] (к работе в секции изо он сможет вернуться только в июне 1920 г., когда М. Шагал навсегда уедет из города). Ромм покинул и Народное художественное училище — по всей видимости, ученики и преподаватели не смогли восстановить ровное к нему отношение после общего собрания, резолюцию которого опубликовали в сентябре «Известия».

Вообще судьба этого парижского модника в белой паре и рубашке со скругленным воротничком сложилась не самым приятным образом: в Витебске в январе 1920 г. он возглавил комиссию по охране памятников старины, писал в журналы. Стал одним из самых ядовитых критиков, уничтожавших «Витебскую школу», подтверждая тезис о том, что самый озлобленный рецензент — бывший художник-неудачник.

В 1921 г. в витебском журнале «Искусство» можно было прочитать его саркастические заметки о супрематистах — единственной оставшейся к тому моменту в Витебске авангардистской группе. («Искусство» — первое искусствоведческое периодическое издание, появившееся на территории современной Беларуси после революции. В других областях теперешней Беларуси [тогда — губерниях России и воеводствах Польши] подобные специализированные СМИ появились только в 1930-х годах. Издателями «Искусства» являлись губернский союз работников искусства и губернский отдел народного образования. Журнал «Искусство» просуществовал 1 год, все 6 его номеров [2–3 и 4–6 были объединенными] вышли в 1921 году. Тираж первых двух выпусков составлял 500 экз., тираж последнего — 1000 экз. Во многом симпатию «Искусства» к художникам-авангардистам предопределил его авторский состав. Редактировал его начинающий литератор П. Медведев, окончивший юридический факультет Петроградского университета в 1914 г. и приехавший в Витебск в 1917 г., спасаясь от голода и разрухи. П. Медведев был хорошим другом М. Бахтина и М. Шагала. Журналу принадлежит основная часть полемики о «Витебской школе».)[190] Он обвинял их в «нарождении» нового «супремокубистического академизма»[191] (?) взамен академизма реалистического, бытовавшего до 1917 г. Что такое «супремокубистический академизм», А. Ромм не объяснял, но по тону статьи было понятно, что это какая-то гадость.

А. Ромм заключал, что витебские мастерские (которыми заведовал уже К. Малевич) не способны дать «кадры всесторонне подготовленных для производственной работы художников»[192]. Свои искусствоведческие познания он использовал для предметной, похожей на доносительство критики учебных методик:

«Программа Государственных художественных мастерских, составленная в духе “Уновиса”, согласно которой вся педагогическая деятельность сводится к изучению новейших систем, начиная с кубизма, отвергнута центром»[193].

Или:

«Где же <…> конкретные доказательства постижения новых живописных систем (первооснова всей работы “Уновиса”)? То, что было показано, как образец кубистической живописи, едва ли заслуживало этого названия»[194].

Он смеялся над проунами Эль Лисицкого (проун — «проект утверждения нового», трехмерные супрематические построения, выполненные Эль Лисицким в витебский период из бумаги и картона, а также на плоскости, в технике черчения):