Родина слоников

Из «Госпреступника» выросла добрая четверть наших приключенческих клише. Первым на советском экране сжигал в пепельнице лист-вопросник подозреваемых отнюдь не Максим Максимович Исаев-Штирлиц, а молодой новобранец органов Андрей Поликанов (ролями в «Преступнике» и «Сотруднике ЧК» Александр Демьяненко разбил череду своих вечных недотеп — за год до Шурика и через три после Димы Горина). Он же задолго до папаши Мюллера «на всякий случай» снял отпечатки пальцев с бокала сомнительного собеседника. Не управдомша Плющ из «Бриллиантовой руки», а стюардесса Майя первой припечатала: «А, журналист-международник? Понятно. Нью-Йорк — город контрастов». А уж ее диалог со зловещим таксистом: «Почему здесь свернули? Куда он меня везет?!» — «А здесь дорога короче», — все поколения советских зрителей помнят в пародийном исполнении Никулина и Станислава Чекана. Однако фильм был запрещен и первоисточник утерян.

Картину снимал «Ленфильм»: головная контора на Лубянке пользовалась слишком дурной славой, чтобы населять ее обаятельными шуриками[13]. Поэтому капитан Поликанов работал в Большом доме на Литейном (УКГБ по Ленинграду и области), а посторонним представлялся журналистом, чтобы оправдать любознательность. Тогда во всех гуманитарных областях шла смена кадров, появилось множество молодых артистов, молодых чекистов, молодых корреспондентов и молодых профессоров — одним легко удавалось выдать себя за других, а то и стать ими. Многие помнят, как в ночь антихрущевского переворота ЦК свернул головку прессе — «Правде», «Известиям», Гостелерадио, ТАСС, — рассадив по ключевым постам хлопцев Семичастного и родственных им мидовцев. Андрей в это время искал в трех соснах законспирированного карателя и не считал нужным особо светить красной книжицей.

Прелестным стюардессам вовсе не обязательно было знать, в каком окошечке получают зарплату любопытные строгие юноши, имеющие труднообъяснимый «проход всюду».

Из материала, который в дальнейшем Юлиан Семенов раскатал на пять серий «Противостояния», ловкий скетчист Галич сделал «ах» на сто минут, шедевр литературы в мягкой обложке. Воскресшая жертва в черных слепцовских очках (Клара Лучко) обвиняла неизвестного палача в гулкое пространство Верховного суда, подставное такси сворачивало с оживленной трассы на глухой проселок, в наградном портсигаре скрывался мощный электрошок, а фотографии современной двадцатилетней девушки было никак не меньше четверти века. Сбившись с ног, путаясь в карточках, коллекционных марках, красноармейских книжках и часах с малиновым звоном, весь гигантский аппарат тайной полиции от Финского залива до энского лимана ощупью в полдень искал плотного немолодого мужчину с бегающими пальцами. Под пристальное внимание в разное время попадали рижский таксист-неврастеник и симферопольский циркач-ясновидец, хмурый бортмеханик международных линий с пластырем на пальцах и его коммунальный сосед-филателист, к которому часто ездят гости из Гамбурга. Милая парочка отдыхающих, оспаривающая у капитана съемное жилье, оказывалась операми из Риги, а захожий журналист — старлеем-подстраховщиком. В какой-то момент казалось, что вся страна делится на госпреступников с нехорошими руками и аккуратных балагуров в штатском. Одна только Майя, как одноименная пчела из мультфильма, летала и не скучала, газет не читала, бегала по ресторанам и настойчиво намекала влюбленному Андрею, что война давно кончилась, причем одновременно с ее рождением. Чтобы девочка не больно заблуждалась, массовым убийцей оказывался ее собственный новообретенный папа, и кулек с яблоками летел на питерскую мостовую, наследуя довженкиной «Земле» и тарковскому «Иванову детству»: ты все пела? — поди-ка попляши. Шок невинных дочек нацистских преступников в дальнейшем неоднократно эксплуатировал Голливуд. Алина Покровская, сыграв свою первую знаковую роль, куда-то пропала на семь лет до самых «Офицеров». Изверг был изобличен, так и не сумев сбежать в Стокгольм от заслуженной кары, а картину посмотрели 39 миллионов зрителей, после галичевского поражения в правах скучая по ней не меньше, чем по «Верным друзьям».

Символично, что первый после перерыва программный фильм о ГБ вышел на экраны точнехонько в год отставки Хрущева. Поражение в правах, постигшее при нем комитет, вопиюще противоречило масштабам выполняемых задач: мир балансировал на ниточке меж холодной и горячей войной, а шеф суперспецслужбы не только не входил в Политбюро, но даже не был членом ЦК. В этом качестве Семичастного утвердил первый после переворота пленум, заодно вернув и отмененные в 61-м генеральские звания для высших чинов ГБ. Строй, которому поклонялся Хрущев и который не собирался отдавать внешним реваншистам и внутренним абстракцистам, не мог обойтись без жесткой, сильной, эффективной политической полиции. Небрежение этим законом природы дорого стоило Никите Сергеевичу: более прочих он был потрясен изменой собственных выдвиженцев, ближнего круга преторианской гвардии — Шелепина и Семичастного.