Родина слонов

Желая выполнить обещанное, Кудряш подошел к медведю и попытался ухватить цепь. Но косолапый, видно, решил, что с ним хотят побороться, и сграбастал Кудряша, принялся раскачиваться и рычать. Парень насилу вырвался:

— Ошалел?

Мишка обеими лапами ударил себя в грудь и стал приплясывать. Потом опять раскрыл объятья, зарычал, приглашая меряться силами.

Степан немного оттаял.

«Это ж надо, — подумал он, — как обстоятельства меняют человека. Жил себе спокойно в стольном граде Питере, работал колдуном-экстрасенсом, был человеком уравновешенным и почти интеллигентным. А сюда попал — сержант сержантом. Хоть то отрадно, что глотку деру по делу — ради искоренения анархических настроений».

Радож хрипло засмеялся:

— Ты где взял аркуду-то, дите малое, у скоморохов на меч выменял?

— Гридя выменял, — хмуро ответил Кудряш, — пес его знает на что...

Радож подозрительно сощурился:

— И что, прямо так тебе и отдал?

— Это ведь я перед Любомиром за парня слово замолвил, когда тот в Куябе появился. Батька Любомир его в отроки определил...

— Стало быть, должок возвернул?

— Ага, — подтвердил Кудряш. Десятник аж присвистнул:

— Ну, хлопцы, понаворотите вы делов!

Степан посмотрел на дружинников — те ухмылялись, но никто не желал встречаться с ним взглядом. Зато пришельцы таращились на Белбородко почище, чем на медведя.

«Зря я врезал Кудряшу, — подумал Степан, — не дело это подчиненных бить, хоть они того порой и заслуживают. От этого авторитет руководителя падает. Придется восстанавливать авторитет».

— Ну что, Кудряш, — более-менее дружелюбно проговорил Степан, — значит, пускай медведь так с цепью и бегает, народ пужает? Правильно я понимаю?

Парень вспыхнул, вырвал из рук дружинника копье и пошел на медведя. Степан перехватил древко:

— Медведь-то в чем провинился? — Белбородко снял перевязь с мечом, отдал Кудряшу: — Подержи.

— Не надо, сотник, — дружинник чуть не плакал со стыда, — сам заварил, сам и расхлебаю.

«Проняло парня, впредь десять раз извилинами пошевелит, прежде чем учудить чего-нибудь эдакое. И вообще надо заняться дисциплиной в дружинных рядах, а то прямо махновщина».

Лисок тревожно залаял. Белбородко подумал, что неплохо бы поручить любимца кому-нибудь из кметей. А то бросится его выручать, медведь мокрого места не оставит. Степан подозвал сыскача.

— Извини, братец, — прошептал на ухо любимцу Степан, — придется тебя на поводок посадить.

Шею собачки опоясывал ремешок, на котором болталось железное кольцо. Белбородко вытащил из-за пояса плотно свернутую веревку, продел в кольцо и завязал узел.

— Эй, Кудряш, — усмехаясь, проговорил Степан, — пригляди-ка, ежели, конечно, не боишься.

Кметь потер укушенную руку, ухмыльнулся:

— Ить, свирепая шавка, ан делать нечего... Кого другого до смерти закусает!

* * *

«А если бросится? — Белбородко медленно подошел к зверю, остановился шагах в пяти. — Да нет, не должен, ручной вроде».

Это в детских сказках медведь — животное неповоротливое и безобидное, на деле же — один из опаснейших хищников, проворный и хитрый. Так что для опасений основания имелись.

Степан бросил взгляд на стоящих гурьбой пришельцев.

— Кто главный? — крикнул Белбородко, сам того не зная, повторив вопрос Радожа.

Из башенки высунулся старичок и затараторил:

— Мы люди просветленные, по свету ходим и про чудеса всякие рассказываем...

— Откуда явились? — оборвал Степан.

— Из страны Синд[11] мы!

«Точно, цыгане, вернее, их предки, — обрадовался Белбородко, — то-то смотрю, облик до боли знакомый, только цветастых рубах не хватает. Вот вы мне, голубчики, и поможете...»[12]

Белбородко прекрасно понимал, что супротив медведя ему, безоружному, не сдюжить, хоть и силушкой бог не обидел, и сноровкой. Хотя бы какая силища — раздавит, и вся недолга. Косолапый рахитом не страдал — килограммов под двести пятьдесят, не меньше.

Лисок так и рвался с поводка, заливаясь лаем. «Хорошо, что привязал, — отметил Степан, — не то, ей-ей, задрал бы его мишка».

Рогатиной или мечом топтыгу, конечно, угомонить можно, только доблести в том немного. Медведь ручной, дрессированный, жаль душу звериную губить. Да и дружине какой урок, ежели Степан аркуду прикончит? Батька-командир в очередной раз лихость явил? Так лихости этой у каждого воя через край, лихость в сей смутный век — самое обыкновенное дело. Командир-то не мышцами — головой работать должен. И дружинник должен хитростью врага брать, а не дурным напором.

Мишка раззадорился на славу: топотал, скалил зубы, рычал, размахивал лапами — работал на публику.

До того, как попасть к Гриде, а потом к Кудряшу, косолапый ходил по ярмаркам со скоморохами, смешил люд. Кабы знать, как прежний хозяин управлялся с ним, можно было бы и изобразить смертельную схватку. Пошептал вовремя на ухо заветные слова, медведь на лопатки и лег.

Белбородко тех заветных слов не знал. Но они были и не нужны...

— Эй, ромалы, радуйтесь! — весело крикнул Степан. — Хочу, чтобы вы пели и плясали, чтобы почтили наших богов. Мы разрешаем вам остаться!

Старичок перевел остальным. Гурьба загомонила, сильно жестикулируя.

Медведь повернулся к цыганам и поклонился.