Родиной призванные

— Страшно вспомнить эти проклятые болота. Сотни людей умирали стоя, постепенно погружаясь в пучину. Но никто не сдавался. Многих спасла железная воля командира дивизии Серегина. Отцом он был для бойцов. Суровый его приказ — «Победа или смерть!» — собрал всех, кто остался в живых, и бросились мы на вражьи цепи. Не устояли фашисты. Гудериан списал со счета нашу двести девяносто девятую дивизию. А она вышла из окружения. Мне пришлось остаться здесь, спасать командира.

— Спасибо, друг, за добро, за мужество. — Надя пожала руку бойцу.

Завтра эти люди уйдут на восток. Подходящий случай передать письмо к мужу. Надя верила, что он воюет…

Вырвав два листка из ученической тетради, она убористым почерком нанесла на бумагу одну строчку за другой.

Глава пятая

На пятый день, когда с низкого неба сеял тяжелый, холодный дождь, к Митрачковым пришел дядя Кости Поворова — Василий Никитич. Посоветовались и решили отправить больного в Бельскую, где у матери Поворова уже лечились два раненых партизана. Рано утром Надя выпросила у полицая Махора подводу для выезда в поселки. На этой подводе полевой дорогой отправили командира, переодетого во все мужицкое. Бойцы пошли следом.

Сегодня появился в школе Кабанов, и Надя решила поговорить с ним. Предварительно сходила в Сещу, но встретить Константина Поворова не удалось. Возвращаясь домой, Надя задержалась у аэродрома. На летном поле стояли рядами новые самолеты — желтобрюхие, с серебристыми крыльями. Черные кресты с желтыми окаймлениями на плоскостях, такие же черно-желтые кресты на борту и свастика на хвосте. Группа солдат устанавливала гнезда для новых зениток.

«Вот картина для глаз разведчика», — подумала Надя. И вспомнился ей другой аэродром с его огромным небом, с дуновением легкого ветерка, который так приятно проникал в каждую травинку. Из глубины памяти возникло на миг, как они с мужем поднялись на самолете в небо. Доброй, чудесной представилась ей земля.

«Там и сейчас величественно и тихо», — подумала она, глядя вверх.

— Доктор! Фрау Надя, — окликнул немец и быстро зашагал в ее сторону. — Отто Геллер! — отрекомендовался пожилой военный в чине ефрейтора. — Мне говорили, что вы хорошо лечите, — сказал он по-русски. — Я иду к Морозовым. У них часто собираются веселые девушки. Скучно мне. Прошу, фрау, составить мне компанию. Надя согласилась.

Семью Морозовых Надя знала. Слышала, что Аня Морозова работает прачкой в немецкой комендатуре. Связь немца с домом Морозовых ей показалась подозрительной, и все же она пошла, надеясь завести разговор о приобретении лекарств. Операция укрепила ее веру в свои силы. А если к тому же будут лекарства — совсем здорово!

В Сеще семья Морозовых, после того как разбомбили их дом, поселилась в бывшем помещении детсада, недалеко от железнодорожной станции.

Немец постучал. Спустя некоторое время послышались тяжелые шаги. Дверь открыла мать Ани — Евдокия Федотьевна.

— Здравствуйте, пани Евдокия!

— Какая я пани! Смеетесь, господин офицер… Баба и есть баба!

— Проходите, пожалуйста! — послышался из комнаты мягкий женский голос.

Знакомые интонации. Большие, смелые глаза улыбаются приветливо.

— Аня!

— Надюша, милая! Как же это ты?

— Ах, не спрашивай… Все перемешалось в голове и в сердце, — обнимая подругу, ответила Надя.

— О, это хорошо. Подруги вместе. Подруги с нами. Это, как лучше сказать… Очень хороший климат для души.

— Все теперь вместе, — сказала Аня. — И Люся тут, и Маша Бакуткина, Паша, Шура и Костя… Весело будет работать. Да, да, работать. — Аня с каким-то внутренним Значением подчеркнула слово «работать».

Немец улыбнулся с глубоким удовольствием.

— Арбайтен! Арбайтен! Очень хорошо. Работать… Русские должны много работать. Тогда русским будет хорошо. В Сеще большая наша авиабаза. Много, много работать. Русский, чех, поляк. Будет хорошо.

«Это тебе будет хорошо, проклятый фашист», — подумала Надя и тут же перевела взгляд на Аню.

Морозова ответила понимающим взглядом.

— Работать! — снова сказала она. — Здесь, Надя, есть поляки, чехи, румыны. Плотники, столяры, маляры, чернорабочие.

Геллер расплывался в улыбке. У Ани же получалась не улыбка, а так, кислая гримаса.

— Я старше вас. Хотел вам сказать совсем как отец: работайте. Крепите великие акции германской империи.

Против нас — значит смерть. Вот я и говорю, говорю… У меня есть маленькая бутылка хорошего вина.

Отто достал из бокового кармана шинели плоскую бутылку ликера.

— Мать, — позвала Аня, — дайте что-нибудь закусить.

— О, найн, нет!.. У меня есть шоколад. Прошу, пани…

— Вы, Отто, совсем ополячились, — дерзко сказала ему Аня.

— О, да! Я долго жил в Познани. Теперь это провинция великой Германии. Благодатный край.

— А разве вам не нравится в России? — осторожно Спросила Надя.

— Фюрер обещал скоро быть в Москве. Но милые пани видят… Мой чин не велик. Мой карьера — коммерция. Москва, о да, Москва! Прошу, пани! — Отто чокнулся и довольно элегантно преподнес девушкам по малюсенькой плитке шоколада.