Родишься только раз

Однажды в жаркий летний день Фонза обвел глазами теснившихся вокруг машины ребят и позвал Кирилла.

Не помня себя от радости, он мигом выскочил из толпы, принял от Фонзы весь набор губок и окинул нас высокомерным взглядом, как бы говорившим: „Смотрите, завидуйте, я один удостоен такой чести!“

Нас и впрямь снедала черная зависть. Таксист повел своего избранника в прачечную, насадил на кран резиновый шланг, и тут обнаружилось, что без подручного Кириллу не обойтись. Кирилл окликнул меня.

Я помчалась со всех ног, подгоняемая приятной мыслью, что теперь мне тоже будут завидовать.

— Ты, Бранка, будешь пускать и закрывать воду. Слушай Кирилла. А ты, Кирилл, смотри, так надрай машину, чтоб я видел себя в ней, как в зеркале! — объяснил нам Фонза наши обязанности и, пообещав в награду прокатить нас на машине, удалился в дом.

Мы приступили к работе. Я по приказу Кирилла открывала и закрывала кран, он струей из шланга обдавал лимузин сверху и снизу, с боков и по стеклам.

Под мощной струей воды он губкой смывал грязь, а потом протирал насухо мягкой замшей. Машина блестела так, что в нее можно было глядеться.

Выполнив столь почетное задание, мы пошли за Фонзой. Кирилл постучался. На его стук никто не отозвался, и тогда он толкнул дверь. Фонза, покрыв лицо газетой, спал на диване. Мы хотели потихоньку уйти, но он уже зашевелился, сбросил на пол газету и уставился на нас еще не совсем проснувшимися глазами.

— Господин Фонза, машина вымыта! — доложил Кирилл.

Таксист встал, надел беретку и закурил.

— Быстро вы управились, — сказал он, позевывая. — Или это я долго проспал?

Мы вышли во двор. Фонза потер руки, хлопнул в ладоши и закричал:

— Отличная работа! Прокачу вас! Слово есть слово!

Мы с Кириллом мигом очутились на заднем сиденье. Шофер сел за руль, но мы все еще не верили, что и взаправду проедемся по городу на машине.

Ребята устремили на нас завистливые взгляды. Фонза откинул верх, потом снова сел за руль, потом что-то дернул раз, другой, третий, потом крепко выругался, но машина не запела.

Таксист продолжал чертыхаться, но мы с братом не теряли надежды и просто замирали от счастья на своем заднем сиденье.

Однако в глубине души таилась смутная тревога — запоет мотор или так и останется безмолвным?

Фонза извлек из-под сиденья большую заводную ручку и принялся заводить мотор. Он уже весь взмок от напряжения, когда наконец мотор заурчал.

Фонза подмигнул нам, быстро сел на свое место и стал маневрировать по двору.

— Куда ехать? — спросил он через плечо.

— Вперед! — скомандовала я и засмеялась.

Ребята распахнули широкие ворота, и машина, выехав со двора, покатила по нашей улице. Я от радости замахала руками.

Мимо бежали железнодорожные рельсы. По ним шел поезд из Каринтии.

— Куда ехать? — опять спросил шофер.

— Вперед!

Шофер дал гудок, как пишут в школьной хрестоматии, и повел машину дальше по нашей улице. Мы с братом встал на ноги и замахали пассажирам в поезде.

Мы уже подъезжали к Франкопанской улице, самой оживленной в нашем городе.

— Куда теперь?

— Дайте два гудка! — приказал Кирилл.

Шофер дал два гудка, как пишут в школьной хрестоматии, и начала сворачивать вправо.

Пешеходы остановились. Шофер дал еще два долгих гудка, и „форд“ выехал на Франкопанскую улицу.

— Вперед! — крикнула я.

Шофер просигналил еще раз и поехал было по правой стороне, но многочисленные велосипедисты и мотоциклисты очень скоро оттеснили его чуть ли не на середину улицы.

Мы приближались к перекрестку. Опять надо было куда-то сворачивать, и Кирилл крикнул:

— Направо!

Фонза дал два гудка и стал делать поворот. Я с гордостью взирала на пешеходов, воображая, будто всех их оторопь берет при виде черного блестящего лимузина. Фонза дал еще два долгих гудка, до странности похожих на сигнал тревоги.

Теперь мы ехали по широкой улице. Впереди тащились крестьянские подводы. Фонза просигналил, предупреждая, но те и не подумали посторониться, и он загудел снова, на этот раз более продолжительно. Еще немного — и мы уже на мосту через Драву.

Мы с братом встали. Мы махали пешеходам, шедшим по тротуару, махали возницам и даже лошадям, махали велосипедистам, махали всему свет и всем, кто только мог нас видеть.

А наш добрый черный „форд“ уже катил по Каринтийской улице, по той самой улице, которую я исходила пешком бессчетное число раз. Сейчас я неслась по ней с ветерком, и вот уже позади остались Марибор и Камница, прилепившаяся к крутым Кабанским горам.

Мы ехали по долине Дравы. Справа шло ущелье, слева — вытянутое плечо Похорья, под которым текла холодная и шумливая, такая дорогая нам Драва. За нами вздымался столб белой пыли. Встречный ветер трепал мне волосы.

Нас с Кириллом вез Фонза, сын Петковихи, лучший шофер из всех, каких я когда-либо знала.

По одежке протягивай ножки

Гардероб мой был так скуден, что мне почти не приходилось задумываться над тем, что надеть. Я любила свои платья и носила их с удовольствием. Благодаря маминым заботам они всегда были чистыми и без дыр.