Родить легко

– Роды начались в сорок две недели. Я приехала и увидела, что женщина чувствует себя очень хорошо. Она слышит своё тело, гармонично звучит, её дыхание и звуки похожи на дыхание и звуки в сексе – в них есть сила и жизнь…

(Тут нужно заметить, что Лилиана часто говорит именно о «слышании» родов, и я по мере накопления собственного опыта стала особенно понимать её в этой формулировке.)

– Но в какой-то момент звучание изменилось. Нет, не прибавило громкости, женщина не жаловалась. Но словно погасла изнутри. Звуки стали «ранеными», будто скулит подстреленное животное…

Лилиана предложила немедленно ехать в больницу. Роженица неожиданно легко согласилась – Лилиана вполне допускала сопротивление или отказ, но их не последовало.

Врачам оставалось только констатировать интранатальную гибель плода. Мать-природа милосердно (наверное) приняла бремя выбора и решения на себя. После рождения обнаружились такие физиологические нарушения и пороки развития, которые в любом случае не позволили бы этому ребёнку жить.

В тихом зелёном пригороде Лондона есть необычное кладбище – просто лес. Вы не найдёте там ни крестов, ни надгробий, ни памятников, как, собственно, и примет самого кладбища. Захоронения разрешены исключительно при условии отсутствия любых подобных признаков. Их можно отметить посаженным деревом, или большим камнем, или ещё чем-то подобным, но исключительно природным, естественным. Родные опознаю̀т места упокоения близких по ведомым только им специальным знакам или отметинам, непонятным другим людям.

Лилиана общается с родителями и каждый год, в тот самый день рождения и смерти, ездит с ними в затерянный в тихом пригороде Лондона лес. Вспомнить, принять и поблагодарить.

Её рассказ поразил нас. Представилась российская действительность – когда женщина, допустим, находится в опасной с точки зрения родов ситуации, и об этом знают в больнице. И вот к ним привозят роженицу с уже погибшим внутриутробно ребёнком!

Любая отечественная акушерка отправилась бы в тюрьму, её с позором и вечным волчьим билетом изгнали бы из профессии. Все бы об этом знали и не приняли бы её ни в один роддом. Подобные случаи для наших акушерок – когда они доставляют в медучреждение женщину, с которой что-то пошло не так, – оборачиваются крайне печально. На акушерку вешают всех собак, на неё валятся все камни, шишки, тапки, тухлые яйца и проклятия с анафемой.

А в Лондоне всё по-человечески. Все знают Лилиану Ламмерс и то, что она профессионал. И в любом госпитале понимают: если нечто подобное случилось, значит так сложились обстоятельства, более того – всех предупреждали о возможных последствиях. И никто ни на кого не катит бочку, никого не тащат в суд.

И вообще, отношение к индивидуальному акушерству в Европе совсем другое. Может быть, конечно, они его заслужили.

Другая система, уровень доверия и уважения людей друг к другу, другой уровень ответственности.

Глава 60 Конференции Мишеля Одена (окончание)

На первой же для меня конференции (а всего я побывала на четырёх, двух лондонских и двух амстердамских) начала расспрашивать, что Оден с Ламмерс думают про подготовку к родам. Я подразумевала: всё, о чём вы пишете, до женщины необходимо донести, ведь социум транслирует ей ровно противоположное, максимум давая какие-то приблизительные или искажённые сведения о естественных родах.

Ответ меня огорчил: как можно учить рожать? разве мы учим рожать, например, козу? женщину нужно всего лишь оставить наедине с собой – в ванной или отдельной комнате, то есть дать ей внесоциальное пространство, одиночество. А рядом может находиться только акушерка – как невидимая поддержка, образ матери, чтобы, если нужно, прийти на помощь.

Подумала тогда: чувствую – что-то не так, не соглашаюсь. Вроде верю Мишелю, верю Лилиане, вижу, какие они очаровательные и замечательные. Но что-то внутри не принимает их позицию.

Настоящий, правильный ответ получила на одной из следующих конференций. Когда опять завела разговор о подготовке, Оден посмеялся и сказал:

– Да, вы правы, нынешний мир стремительно меняется. Раньше можно было оставить женщину одну, и всё случалось само, потому что других вариантов не имелось. Потому что она не особо что-то понимала про анестезию и прочую «помощь» в родах, да и всё это где-то далеко, сложно и не очень доступно. У неё не оставалось иного выхода, кроме как рожать наедине с самой собой. А сейчас роженица, оказавшись в одиночестве, берёт телефон – интернет, информация, чаты, соцсети. И по-прежнему грузит неокортекс, которому в родах надо как раз отключаться! Пытаясь, например, найти сведения, как нужно дышать…