Врач же этот откровенно врёт. И не просто врёт – спекулирует авторитетом профессии. Нужной и полезной, но только не в здоровых родах. А желать «комфортных» родов… даже не знаю. Примерно то же самое, что желать комфортного секса. Сочетаются эти два слова?
Комфорт в сексе – это как? Вы можете сказать – я хочу комфортного секса? Спокойного, бесчувственного, лишённого каких-либо ощущений? Без гормонов, эмоций, оргазмов?
Оттого что позволяю себе критику в адрес медиков, не перестаю получать комментарии примерно такого содержания: почему вы постоянно поливаете врачей грязью? Оставляя на совести их авторов странные (если не сказать жёстче, но ладно уж) утверждения, тем не менее признаюсь в любви её величеству Медицине!
Заканчивая школу, я мечтала о мединституте как о самом благородном выборе жизненного пути – что может быть лучше служения людям? Но тогда жизнь развернула меня в кардинально другую сторону…
И вернулась я – через многие годы, уже в абсолютно сознательном возрасте, – именно в медицину, продолжая испытывать детский трепет перед профессией и стремление влиться в неё, стать своей.
Я будто ковшом экскаватора гребла в себя знания, опыт, практику (как сказала одна моя коллега, «пробегая за три года дистанцию, которую многие проходят за двадцать»). Полагая при этом, что тем, кто пошёл в медицину сразу после школы, в семнадцать-восемнадцать лет, очень повезло и их жизнь изначально сложилась «правильно», качественно.
А когда стала знакомиться с докторами ближе, увидела: семнадцатилетний мальчик – горящий, идейный, стремящийся служить людям – приходит в медицину, долгие годы учится, оттачивая ум и талант, начинает работать, а потом… выгорает.
И вот слышу от тридцатипятилетнего, совсем ещё молодого врача:
– Боже мой… Я пришёл в кардиологию, думая спасать людей. А они – почти все! – умирают, и умирают, и умирают! Потому что жили бог знает как, ели чёрт знает что, как и что пили – вообще молчу. Как могли разрушали и уродовали своё сердце, и так десятки лет подряд. А потом приходят и говорят: доктор, спасите меня! Но я уже ничего не могу сделать…
Видела ещё одного доктора того же возраста, который с такими же идеями служения и спасения пришёл в детскую онкологию. Учился, работал, горел, спасал. А к середине четвёртого десятка превратился в человека сильно пьющего, измученного практически ежедневной обязанностью рассказывать кому-то о диагнозе его ребёнка.
Трудно жить в медицине. Если хочешь выжить, не сломаться, необходимо нарастить своего рода душевную броню, позволяющую заслониться от смерти, которая всегда рядом. В акушерстве броня выглядит немного иначе – мы всё-таки в основном работаем на светлой стороне медицины, там, где здоровье, жизнь, рождение, а не угасание. И выгорание происходит по-другому.
«Нужно родить эту женщину в пятницу, а то сорвёт меня в выходные. Уже так хочется на дачу!»
«Пузырь там работает?
«Если хотите родить именно со мной, нужно запустить роды до воскресенья, в понедельник уходим на мойку».
«Обезбольте уже эту женщину, надоело её рычание».
«Рожать самой? У вас же зрение плохое! Ну вот представьте: у вас ребёнок, а вы слепая!»
«Что за беременные от вас приходят? Хотят всё естественно! А вы не рассказываете им на курсах, что женщины веками мрут от этих ваших рефлексов?!»
«Синтетический окситоцин – да это же просто вода».
Все цитаты реальны…
Я уважаю и обожаю докторов – тех, что сохранили горение и смысл. Преклоняюсь, дружу, работаю с ними. У меня даже есть «золотая коллекция» таких вот, настоящих, не сгоревших. Жаль только, что так узок их круг!
Тихий вечер. Всё спокойно: вкусный ужин, бокал вина. Телефон молчит, никто не рожает. Из ближайших дел – только завтрашняя видеоконсультация. Девочка занималась на моих курсах, рожать планирует по контракту в одном из самых дорогих и престижных медицинских центров Москвы. Моё участие в её родах не предполагалось.
Дело к одиннадцати, вдруг звонок помощницы – та самая девочка умоляет поговорить прямо сейчас… Что такого могло стрястись на ночь глядя?
Связываемся. Оказывается, она только что общалась со своим врачом, который сказал буквально следующее: «Смысл вам перехаживать? Это очень опасно, с каждым днём родить самой будет всё труднее, если вообще реально! Шейка почти готова, есть возможность её расширить. И проколоть пузырь!» После чего, в красках описав ужасы переношенной беременности, категорически предложил завтра же с самого утра прибыть для скорейшей родостимуляции, пока не стало слишком поздно.
Срок? Сорок недель и один день… Никаких осложнений по здоровью, ни у мамы, ни у ребёнка!
И ещё цитата от доктора: «Не вижу ничего плохого в программируемых родах!» – скорее всего, он не читал ни Одена, ни классических пособий.
Что ж, тогда обратимся к нашим авторитетам. Я ещё раз, очень внимательно, перечитала два учебника.