Родитель «дубль три»

– А вы считаете, что самолет-разведчик случайно здесь появился? Пока шла постройка моделей и прототипа, и мы только подлетывали на Центральном, отрываясь от земли на пять-десять метров, не выше крон деревьев, никакого внимания со стороны кого-либо не было. Стоило появиться Новикову и его комиссиям, так прилетел разведчик. О том, что у ракеты есть головка самонаведения, знают всего семь человек, включая вас. Вы, правда, не знаете принципа ее работы. Остальные считают, что она наводится по радиолучу. Пройдемте, я покажу: почему она попала в цель. На участке, когда до цели остается 10–15 километров, происходит так называемый «захват» цели. Отраженный от нее сигнал из-за скорости самого самолета меняет частоту и фазу, и отличается по этим признакам от сигнала, кстати, более мощного, локатора подсветки. Характер изменения зависит от курсового угла на цель. На догоне частота и фаза краснеют, навстречу – они увеличиваются, синеют. Как только вот эта антенна ловит такой сигнал, и он становится устойчивым, на пульте загорается лампа «захват», и оператор нажимает кнопку «автомат». То есть передает управление самой ракете. Это – самая дорогая часть ракеты. – Петр показал Сталину в лаборатории, доступ в которую имело всего три человека, стоящие на невысоких постаментах три готовых ГСН с частотной селекцией. Небольшое зеркало антенны, ее механизмы, позволяющие найти и направить антенну на источник излучения, и механическое вычислительное устройство, вырабатывающее вектор на цель в двух плоскостях. Это устройство и подрывает боезаряд, то есть рассчитывает и учитывает время сближения. Как только цель оказывается в зоне поражения осколками, так следует подрыв.

– Из каких средств профинансирована работа по их созданию?

– Как обычно, из боевых за сбитых, вот только их теперь платить перестали. Может быть, отпустите на «заработки», в отход, товарищ Сталин? Работу мы выполнили, результат есть, схемы и чертежи готовы.

Он ничего не ответил, еще раз взглянул на внушительные по величине «хитрые устройства», повернулся и вышел из лаборатории. Не ругал, но и не хвалил.

На следующий день нагрянула проверка из Наркомгоскона, и не простая, а возглавляемая лично товарищем Поповым, исполняющим обязанности народного комиссара государственного контроля. Шерстить все собирались в течение месяца, особенно интересовались личными тратами Петра. Контролеров интересовали закупки радиоэлементов из Ленинграда и Новосибирска. Дескать, чтобы делать такие закупки, требуется зарегистрироваться в финансовой инспекции как промартель. А ничего, если военнослужащим запрещено «подрабатывать» на стороне? Передавать полный список закупленного Петр отказался, показав только запись в журнале учета совершенно секретной документации. Правом доступа к ней присланные инспекторы не обладали. Пристали к купленному им списанному автомобилю «Додж», который подорвался на мине, пришлось менять передний мост. А ездить на чем-то надо было. Директорский «М-1» пал смертью героя где-то за Волгой, разыскивать его было некогда. Машину восстановили на средства Петра и ремонтировали не на заводе, а на автобазе Центрального дома авиаторов, в трех кварталах от завода. Был оплаченный счет за ремонт, машина оформлена как персональная. Как трижды Герой СССР, он имел право на персональный автомобиль, поэтому оформили без проволочек. Оказывается, требовалось получить новую машину из специального фонда, и обязательно закрытую. Нарушаем, товарищ генерал! А Петр просто не привык пользоваться льготами, не знал об их существовании и действовал так, как подсказали ему товарищи по работе. На пятый день работы «инспекции» Петр не выдержал и связался с 3-м управлением НКАП. Те подтвердили, что вопрос согласован. Пришлось звонить Сталину, не нравилось Петру, что люди пытаются узнать состав закупок.

– Вопрос инициирован мной лично, допуска к секретной части у инспекторов нет и не будет. Работайте спокойно, – ответил Сталин и повесил трубку. Что это значило – оставалось только догадываться.