Родительный падеж

«Может, как-то наконец и отвалится этот маньяк, да кто это выдержит, чтобы столько лет смотреть на чужое счастье и облизываться? — думал он. — Наверное, они все-таки не спят. Потому что Светлана врать в глаза не станет. Если бы что, то прятались бы. Ведь совсем цинично — вот так на глазах у обеих семей… Да и отпуск был хороший. Романтический, можно сказать. Хоть в Египте от него спрятались. Правда, дергало меня на каждую похожую фигуру. У этого и денег, и дури хватило бы, странно, что не приперся следом. А мог бы и с женой. Были прецеденты. Вот же…»

— Пап, ты чего такой задумчивый? Жалко, что отпуск закончился? — улыбнулась ему Леся.

— Да нет, — оживился отец. — Вот думаю, что я буду делать, если тебя вдруг французы в плен заберут? И на каком языке я буду с внуками калякать?

— И ты решил подразнить меня?! Пап, кто же так далеко наперед загадывает, когда такие чувства, что хочется прыгать на одной ножке и петь?! Или… еще лучше бы взмахнуть крыльями и летать, летать… — Леся раскинула руки и «полетела» по коридору в свою комнату собираться на занятия.

«А и правда, что я буду делать, если вдруг Леся выйдет замуж? Что вообще может случиться с нашей семьей, когда не будет больше ребенка?» — Стоя в полутемном коридоре, Максим провел рукой по загорелому лицу, потом по волосам и замер.

* * *

В галерее было оживленно. Наталья волновалась, Яна ее успокаивала, в общем довольная результатами акции — она и деньги получила за аренду помещения, и бесплатную рекламу попутно, и полезными связями обросла благодаря этой украинской француженке. Первый скепсис относительно ее батиков прошел благодаря тому успеху, который имели работы этой непрофессионалки. Что-то все-таки в них было. В последний день на стенах еще висели все работы, но большинство из них были уже куплены. Людям нравилось. Цену, правда, Наталья ставила не как работам известного мэтра, но и не стоковую.

«Кто знает, — думала Яна, присев за свой стол в углу зала и наблюдая за тем, как Аня, Наталья, Николя и его подружка по-хозяйски разглядывали стол с угощениями для фуршета и корректировали последние штрихи. — Может, и правда это новый Пиросмани или Мария Примаченко, воплощенная в шелке? А еще ее творения похожи на цветы Катерины Белокур, хоть и не так много самих цветов. Какие-то внутренние волны эмоций, и не всегда радостных, умеет Наталья вылить на ткань. И люди с такой же внутренней «радиоволной» оторваться не могут от ее работ. Даже шефиня женской организации приходила полюбоваться, когда Наталья с сыном ездили на кладбище. Начальница бродила по залам, но автора ждать не стала, сказала, что в офисе много дел. Кто бы мог подумать, что эта деловая дама может воспринимать такое…»

— Леся, а твои родители будут? — спросила Наталья.

— Папа не сможет, а мама обещала. Я ей столько о вас рассказывала, очень бы хотела познакомить, да и рисунки показать, пока не свернули выставку. Но она первый день после отпуска на службе, там такой дурдом у них в банке, я бы в жизни не смогла так работать, — ответила Леся.

— Ты ж художница, — обняла девушку за плечи Наталья, — какой из тебя банкир? Ну ладно, будем ждать. Где-то и Маша на подходе, обещала привезти Сервантеса, Ирину и Павлушу. Ты ж в курсе, мы его забираем с собой на каникулы?

— Да, Николя говорил. Это здорово. И отдохнет, и французский подучит, и Николя у него курс языка пройдет, — засмеялась Леся, а Николя закивал, но вдруг изменился в лице и показал всем пальцем на двери.

Наталья с Лесей оглянулись. С улицы зашли Ирина с Павликом и Сервантес под руку с девушкой, которая дружелюбно улыбалась всей компании и помахивала рукой с ключами от машины.

— Ничего себе! — выдохнул Николя.

— Ну и ну! — удивленно произнесла Наталья.

— А по-моему, классно, — сказала Леся. — Больше похожа на себя настоящую, чем когда блондинкой была.

Маша, довольная произведенным впечатлением, с медно-рыжими волосами, подстриженными под «каре», выразительными темными бровями и терракотовой помадой, в джинсах, кроссовках и черной футболке с надписью «Я не даю автографов», с бисерными фенечками на запястье, представляла полную противоположность заказчицы аэрографических работ, но выглядела замечательно, и такая внешность была очень органична ее влюбленному состоянию. Сервантес тоже светился изнутри, или, может, на него падал отблеск Машиных рыжих волос, но оба имели вид бестолково-счастливый.

— Вот видишь, Наташка? Я ж говорила — что хочет, то и делает! — попыталась изобразить упрек Ирина, показывая на дочку.

— Скажу тебе, кумочка, как широко известный теперь в узких кругах художник, — мне эта метаморфоза нравится, а тебе, Леся?

— И мне тоже! — улыбнулась девушка. — Сервант, только не говори, что это ты ее выкрасил!

— Нет, для меня это тоже был сюрприз, — смутился Сервантес.

— Машка, ты своим новым имиджем отвлекла все внимание от закрытия выставки на себя! Так нечестно. — Николя шутливо погрозил девушке пальцем.

— Я больше не буду! А когда мне было? Вы же завтра улетаете!