Родительская интуиция. Нейронаука о том, как нас меняет родительство

Шмидт изучал влияние гормонов и репродуктивного здоровья на человеческое настроение и разум примерно с 1986 года. В то время врачи-шовинисты считали, что послеродовая депрессия является всего лишь еще одним проявлением неудобств, которые доставляет женщинам их репродуктивная система. Феминистки беспокоились (небезосновательно), что исследователи-мужчины возводят в статус патологии их нормальные биологические процессы. А ученые – коллеги Шмидта – видели в этом состоянии «деликатный вопрос качества жизни», а не подлинную проблему в рамках народного здравоохранения. Когда я разговаривала со Шмидтом в июле 2015-го, эти барьеры в изучении родительского мозга начали рушиться, и на тот момент он был заведующим отделения поведенческой эндокринологии при Национальном институте психического здоровья.

Шмидт был первым человеком, от которого я услышала, что состояние молодой матери – это особый этап развития с долгоиграющим эффектом, во время которого все системы организма влияют на социальное поведение, эмоциональное состояние и реакции иммунной системы: «Все разительно меняется». Шмидт подтвердил мои догадки: послеродовой период обсуждается крайне ограниченно. Чтобы сделать послеродовую депрессию широко обсуждаемым вопросом, потребовались немалые усилия. Следующей трудностью, по его словам, является распространение мысли о том, сколь серьезные изменения претерпевает человек, становясь родителем, и что при этом стоит на кону.

Тогда это стало для меня откровением, хотя, признаюсь, я едва ли понимала, что он имеет в виду. Эта книга представляет результат моих попыток разобраться в вопросе – через беседы с десятками исследователей и примерно таким же числом родителей, через глубокое погружение в труды о родительском мозге человека и фундаментальные работы, посвященные животным, через критический взгляд на привычное понимание родительства и на то, как это понимание возникло.

Я рассчитывала написать эссе о моем собственном восприятии материнства как некоего этапа развития и о том, что будущие матери заслуживают более полных знаний о том, как может проходить послеродовой период. И я сделала это, но тема не отпускала. Чем больше я узнавала, тем шире она казалась. Чувствовалось, что эти исследования способны изменить не только частный опыт отдельных людей, но и то, как мы видим родительство в целом и говорим о нем, а также взгляд на многие смежные темы: на пол и гендерные роли, работу, беспристрастность науки, социальные вопросы и политику, на время, которое мы проводим с детьми и без них.

Это книга о родительском мозге, но вам следует знать, что я не являюсь ни экспертом в области родительства (что бы это ни значило), ни нейробиологом. Мой профессионализм на этих страницах проявляется с двух сторон. Во-первых, я журналист с почти двадцатилетним опытом разъяснения сложных вопросов для широкой аудитории, в частности в сфере заботы о здоровье. Во-вторых, я эксперт в воспитании двух моих конкретных детей, с их конкретными нуждами, совместно с моим конкретным супругом, в конкретное время и в конкретном месте. Я попыталась осмыслить научные данные в контексте собственной жизни в качестве родителя – в надежде, что мои открытия окажутся значимыми и для других.

За годы, что прошли с того разговора, который я вела со Шмидтом из каморки для сцеживания, число нейровизуализационных исследований, посвященных родительскому мозгу, значительно выросло. К тому же взгляд на технологии и методы анализа, которые используются в этих исследованиях, стал более критическим (в частности, это касается функциональной магнитно-резонансной томографии, или МРТ). Памятуя об этих спорных моментах, я старалась осветить те открытия, что были сделаны на стыке разных дисциплин либо подтверждались повторными исследованиями. Также я указывала аспекты, в которых исследование может показаться недостаточным или неоднозначным.

Наука не статична. Тему родительского мозга долго не считали достойной изучения. Сегодня мы уже можем лучше узнать ту историю, которую мозг способен нам поведать. Но, по правде говоря, подобные исследования только начинаются. Открытия в этой сфере будут следовать одно за другим – они уже идут – и будут поднимать все новые вопросы. Я постаралась указать, куда они способны завести.

Пока исследования сосредоточены на обычных цисгендерных гетеросексуальных женщинах, которые самостоятельно вынашивают детей. Эта ситуация тоже меняется, однако не спеша. Упоминая отдельные исследования, я называла участников эксперимента теми терминами, которые использовали проводившие его ученые. В других случаях для описания родителей я обращалась к гендерно-нейтральному языку, поскольку так будет точнее всего. Есть люди, которых нельзя определить как матерей-рожениц, однако их мозг тоже претерпевает изменения во время беременности и в послеродовой период. Вот что важно: не только те родители, что участвуют в зачатии, испытывают значительные перемены на нейробиологическом уровне, но и всякий, кто глубоко вовлечен – в плане времени и энергии – в заботу о детях.