Родительские дневники

Беременность длилась и длилась. Все меня хвалили, мол, доносила двойню до 35-й недели! Молодец! До 36-й! И без сохранения! «Ну ты герой!» – говорили мне, а я понимала, что моей заслуги в этом нет никакой, просто работают мои превосходно здоровые гены. Никакого ощущения «чуда, происходящего внутри», у меня не было. Поэтому когда врач позвонил мне на 37-й неделе и приказным тоном велел собираться в роддом с вещами, я обрадовалась очень!

Советский роддом – заведение прекрасное, и мне, как, наверное, всем, стоило больших усилий смириться с театром абсурда, который творился там на каждом шагу – вставаниями в пять утра, чтобы измерить давление, запретом выходить с этажа на лестницу, жуткой этой едой и тюремного вида халатами. Но, говорила я себе, это не суть. А суть – то, что барышни внутри меня затихли и не поддавались моим уговорам вылезать наружу.

Каково же было мое удивление, когда, уже лежа под капельницей перед кесаревым, я почувствовала, что у меня отходят воды! Вот это было настоящее чудо. Я впервые по-настоящему поверила, что дети меня слышат и понимают, раз прорвали пузырь сами и точно перед назначенной операцией.

А через 6 часов, когда и мама, и муж уже были у меня в палате, нам принесли двух туго запеленатых барышень. Они были красненькие и очень маленькие. Мама сказала, что они красавицы. Я как-то в этом усомнилась, но на меня все зашикали – мол, не гневи Бога. Я замолчала. Мне было страшно любопытно: что это такое из меня достали? А из этих малюсеньких пищащих существ правда получатся настоящие люди? А как мы с ними будем жить? Какие у них характеры? Смогу я стать для них хорошей мамой? А если нет – что тогда делать???

Сейчас я не волнуюсь по поводу того, что мы с Илюшей чего-то не поймем или не сможем. Все поймем и все сможем. Просто потому что мы любим их, а они – нас. Сможем. У нас просто нет другого варианта. Это же не работа, которую можно не сделать или вообще плюнуть на нее и уйти. Это же НАШИ дети, которые в нашей жизни – навсегда. Поэтому – сможем. Куда денемся?

Папа: Когда я узнал, что вместо одного ребенка нам дадут двоих, я обрадовался. Это же надо – двое – за те же девять месяцев, за то же самое количество усилий и волнений!

Я так обрадовался, что, спеша на свидание, которые мы с Катей запланировали после УЗИ, захлопнул входную дверь дома на английский замок. Внутри остались все ключи – в том числе от калитки нашего участка. Пришлось брать собственный дом штурмом, выломав узкое окно под самым потолком ванной и спрыгнув плашмя на пол. Любовь, как говорится, требует жертв и романтических поступков.

Живот женщины, беременной двойней, – это практически аквариум, только непрозрачный: внутри, булькая, плавают две рыбки. Мы договорились, что та, которая справа и постоянно тычет ногой изнутри, – Маша, а та, которая слева и спокойная, – Лида.

За те месяцы, пока живот твоей жены тихо растет, привыкаешь к ее беременности настолько, что когда выясняется, что нужно ехать в роддом, удивляешься: «Зачем это? Вроде и так все в порядке». И когда мы с Катиной мамой отвезли ее в роддом, на меня накатило ощущение безмерного удивления и неожиданного одиночества. Вот он, «день икс», и я сижу в роддоме под дверью операционной. Самое скверное в ситуации, когда ты ждешь, пока твоей жене сделают кесарево, это то, что ты не можешь ни к чему быть готовым. Сперва врачи долго тянут: «Доктор, уже делают операцию?» – «Нет, пока только палату моют». – «А сейчас?» – «Сейчас пока обезболивание будут делать». – «Ну что, уже делают?» – «Да нет, пока инструменты только готовят». И только ты расслабишься и подумаешь, что еще полчаса можно сидеть спокойно, поскольку от тебя ничего не зависит, как тут же нянечка пробегает мимо, неся на руках… ОРУЩЕГО! ВСЕГО В КРОВИ! МАЛЕНЬКОГО И СМОРЩЕННОГО! ТВОЕГО РЕБЕНКА!

Крик был так пронзителен, что звенели баночки рядом со столиком. «Это Маша», – понял я. Затем другая нянечка пронеслась с другим ребенком, почему-то совершенно безмолвным и даже с закрытыми глазами.

– Почему она молчит? – испуганно прошептал я.

– Спит! – весело отвечала медсестра. Девочку положили на столик, дали ей подышать кислородом из трубки и включили музыку. Лида проснулась и издала ленивый звук: мол, хотели плача, так вот вам плач. А потом улыбнулась.

– Веселая девушка будет! – пообещала медсестра.

Выяснилось, что, когда нетерпеливая Маша, не дождавшись начала операции, начала прорывать пузырь в животе, Лида попросту дрыхла, дожидаясь, пока за нее сделают всю работу. Эта разность характеров у наших детей проявляется и спустя годы: Лида невозмутима, как каменная стена, а по утрам ее даже пушкой не разбудишь, Маша плачет по каждому поводу и встает вместе с жаворонками.