Не переодеваясь, Олег пошёл к котлу, но, порывшись в карманах, обнаружил, что у него кончились спички. Он вернулся назад, подходя к бытовке, услышал интересный диалог Косарева и Кашина:
– На месте Ломоносова и Черныша я бы Грачу мышьяку подложил в колбасу или мясо. Пускай зеленеет! – это был голос Косарева. – Может, прав был «судья», что этот комсомолец вовсе не комсомолец, а самый настоящий карточный шулер. Ты слышал, как он вчера рассказывал, что служил в тюрьме два года?
– Слышал, ну и что? – с безразличием ответил Модест, – я в пятидесятых годах сидел, так что я тоже карточный шулер? Что из этого, что он служил?
– Как что из этого? – раздался удивлённый голос Косарева. – Там у тюремщиков и научился играть. А перед нами сухарём прикинулся. Черныш хочет натравить на него своего сына и племянника. Ну, поколотят они его, а толку, что. Денег то нет. Вот если бы они отобрали у Грача деньги, другое дело.
– И вам отдали, – засмеялся Модест, – Василий, думать даже грешно про это. Не надо никого травить и бить. Вам самим эти козни боком вылезут. На что способен этот парень, нам неизвестно. Воткнёт напильник в бок и не прокашляется. Я вот сегодня утром завтракал и подумал, – пускай по мне он хоть кто будет, шулер или комсомолец. Но виноваты мы сами во всём. Втянули его в игру, теперь нечего пенять. И за рубероид он нас вовремя прижал. С этого месяца мы на хозрасчёте. Митька неверно нам сказал. Поэтому они с Чернышом сегодня и поехали в ПМК к своим знакомым за рубероидом. Мне лично Грачёв плохого ничего не сделал. Пускай работает. Вы просто смотрите на него, как на чужака вот и взъелись в парня. А он молодой, ему семью надо создавать и квартиру получать. Тем более у него из родни здесь совсем никого нет.
– Какой ты жалостный стал Модест. Смотри только не заплачь? – сказал Косарев, – я бы его, также отходил лопатой, как Черныш Митьку вчера, но сейчас повременю, пока здоровье себе не поправлю его рецептом.
– Что за рецепт? – поинтересовался Модест.
– Никому не расскажу. Сам вначале испробую, – покосился Косарев на дверь. – Поможет, будете у меня покупать это лекарство. Завтра после работы поеду к своим старикам за мёдом. Грач для себя тоже заказал трёх – литровую банку, вот я ему привезу, – и он показал Модесту большую дулю.
Олег давно распознал Косарева, этого с кулацкой прослойкой мужика и ему почему-то стало не приятно что он стал невольным свидетелем этого разговора. Считая всегда, что подслушивание, это удел шпионов и сплетников. Он больше не стал прислушиваться к трепотне двух кровельщиков и отошёл от двери, предполагая, что продолжение их разговора скоро обязательно проявиться на деле. Олег без этого диалога, хорошо изучил внутренний мир каждого мужика и знал, кто и чего стоит в бригаде. Он вернулся назад к котлу и оттуда крикнул кровельщикам, чтобы захватили спички. Олег согнулся перед окном котла и начал устанавливать форсунку на шамотные кирпичи, не показывая вид, что ему известно, о чём они вели их разговор в бытовке. Косарев протянул ему спички.
– Дядя Вася, посмотри, пожалуйста, в бак? – спросил ангельским голоском Олег, – солярки доливать или хватит той?
– Пока не надо, если, что после зальёшь, – сказал Косарев и держась за поясницу, полез на крышу школы.
Митька с Чернышом приехали через час. В кузове газона у них лежало сорок рулонов рубероида.
– Доволен? – спросил Митька у Грачёва.
– А мне всё равно, – равнодушно ответил Олег. – Так или иначе, школу вы всё равно бы сделали, как положено и без меня. Кураторы такие здания проверяют щепетильно, не смотря, что это деревня. А если бы не проверили, то я бы вас заложил точно за всю масть. Так, как вы есть мелкая шушера с огромным тупым и хищным нравом. Если перевести на русский язык; вы есть расхитители социалистической собственности! Забыли, как сами трепали про Сталинские времена, что за колоски в тюрьму сажали невинных людей.
– Комсомол, ты чего раззвонился, – закричал Черныш, – мы все сделали, как ты хотел. Теперь молчи в тряпочку. А если хочешь поговорить о морали строителя коммунизма, то в обед к нам приедет лекцию читать главный партиец нашей конторы, вот ты с ним и побалакай.
– Сам разговаривай со своим одночленом, – бросил ему Олег, – а мне за детей обидно. Мне просто в голову не лезет, как вы деревенские мужики можете обижать деревенских детей?
– Хватит тары-бары разводить, – крикнул Митька, – если битум готов, подавай наверх. Мы сейчас полезем на крышу. Пора кончать с ней.
В обед, автобус привёз парторга Михаила Ивановича Гладкова. Это был маленький мужичок, ростом меньше ста пятидесяти сантиметров, обутый в детские сандалии и белую рубашку которые носят пионеры по торжественным дням.
– Ему бы пионерский галстук нацепить и пилотку, совсем на пионера бы смахивал, – подумал Олег.
Лекцию парторг проводил в бытовке у отделочников, но вместо графина с водой перед ним лежал кулёк семечек, которые он ловко кидал в рот, а шелуху складывал на стол в кучку.