Родная душа

– Сидите, присматриваетесь? А я и говорю, что правильно, надо присмотреться! Чтобы потом вдруг изъян какой не обнаружился. Ты, Ваня, встань, пройдись, пусть Надя поймёт, что кроме хондроза всё остальное у тебя в порядке! А что вчера ты валялся – так это случайность, какая с каждым может быть.

Он прошёл к кухонному столу и, открыв его дверцу, достал почти пустую банку, вылил остатки в стакан и, подняв руку, сказал, теперь именно «невесте»:

– Это я за вас, слава Богу. Он, Ваня, гонит, но сам – ни-ни… Это у него – то за вспашку, то за дрова, то мне за помощь. В этом плане не переживай. И я, опять же, приду на подмогу! В общем, баня готова, и время уже. Я-то домой, моя наверно злится, думает, где я? А я – вот он! – Проня, не прощаясь, вышел, ещё что-то сказал в сенях и, не ожидая ответа, ушёл.

…Иван и Надежда молчали, избегая глядеть друг на друга.

– Может, я пойду, если уже можно. Правда, я не взяла полотенец, не знала, что надо…

– Куда? – он, теперь заволновавшись, смотрел на неё.

– Ну, в баню! Если уже готова, давай обмоемся.

Иван встал и, стараясь не хромать, прошёл к шкафу, достал чистое, мягкое полотенце и, неожиданно для самого себя, белый халат жены, присланный давно сыном. И, опять застеснявшись, предложил показать ей, что и как. Надя согласилась и пошла вперёд.

* * *

Пока искал уличные тапки и, щурясь у тёмного порога, тыкал в них ноги, она спустилась с крыльца, ожидая у огородика.

– А что так заросло всё? Время нет?

Иван медлил с ответом…

– Время теперь много. Девать некуда. Теперь сил уже не хватает и желания…

– А я огород люблю! Интересно наблюдать, как на глазах всё вырастает, крепнет, соком, теплом напитывается. Вот посадил весной семечко, а к осени

– огромный плод, разве не чудо?

– Конечно, чудо, особенно если бы не поливать, не боронить да не сорняки! Ну, ладно, пойдём уже.

В бане Иван показал, где раздеться, как воду наливать, как пару поддать, чтобы не ожечься. Она, наверняка, всё это сделала бы и без него, но деду вдруг захотелось позаботиться о ней и даже поухаживать.

– Могу воды горячей надоставать из бака, вот сюда – в таз большой, а ты разбавишь, как нравится тебе…

– Да не надо, – и она вдруг, до боли по-бабкиному, даже с её интонацией, назвала его «Ваня».

У него от нахлынувшего радостного чувства заиграло в груди и захотелось смеяться, так давно не испытываемо и, наверное, глупо…

– У меня же тоже дома баня. Но ремонт нужен: пол осел, полок подгнил… Звала соседа, тот посмотрел, говорит: ремонт бесполезен. Надо всё переделывать. Но я потихоньку всё равно подтапливаю – без бани туго. А по соседям ходить не люблю.

Иван, опять не по-взрослому радуясь, выдал: – Ну, вот и ладно, у меня мойся!

Надежда с явным недопониманием улыбнулась:

– Хорошо, согласна. Теперь давай иди, весь уже взмок. Да на улице не стой – не дай Бог, продует. Проходи домой, я скоро…

Иван вышел в вечерний день, и ему хотелось танцевать и кричать от радости. Казалось, что всё будет теперь по-другому – как, пока неизвестно, но, несомненно, хорошо ему и, наверное, ей! Зайдя в дом по чуть скрипящим половицам, вспомнил про телевизор, с похорон закрытый простынёй, снял её и включил. Всмотрелся в прояснившийся экран и понял, что идут новости, а внизу кадра прочитал число и день недели.

Двадцать пятое мая, воскресенье!

Он вдов уже двадцать дней, но в сердце непередаваемое горе уже сменилось на радость, такую давно забытую, но неизбежную при встрече с чем-то хорошим…

«Всего двадцать дней… А она, душа-то её, ещё здесь, до сорокового дня, будет смотреть на меня и оценивать… А я уже и радуюсь, и чуть не вприсяд иду…» – дед загрустил и сел на табурет, совсем запутавшись в себе.

За окнами было ещё довольно светло, и он удивился: вдоль палисада, со стороны дороги, вовсю цвела сирень и белыми, и розовыми тяжёлыми гроздьями соцветий свисала в его сад. Вот как! А он и не видел… Ничего не видел и не чувствовал, даже запаха, такого особенного, сладко-приторного, пьянящего! А сейчас заметил и, заметив, неожиданно вкус почувствовал. Ведь никуда это не уходило, да и не могло уйти…

Легко заскрипело крыльцо, радостной мышью пискнула дверь, и вошла она, именно та: теперь Иван был уверен – которая оживит его пустой дом.

– С лёгким паром! – он повернулся и впервой, не отводя глаз, с нажимом продолжил, – Надежда!

– Ой, спасибо! Давно так сладко не купалась в баньке… Даже немного погрелась на полке, три раза поддавала! – она, по-семейному, сняла с головы полотенце, раскинула по плечам волосы, нагнав в комнату вкусный запах банной чистоты, и осмотрелась.

– Вот сюда садись, на диван, он чистый… А лучше приляг, отдохни чуток, я мигом.

– Не надо мигом, торопости нет, мойся в радость. Только не кались сильно, не к чему. Береги себя – не мальчик…

Иван торопливо вышел из дома, весь покрасневший от радости и удовольствия.

– Господи, какая хорошая! – волнуясь, думал он, развешивая одежду по деревянным вешалам.

* * *