Родная душа

– Дед, я пошла к Марьке, подмою вымя и угощу чем… Ты подходи, подои её. – Там он бабку и догнал, около полуоткрытой двери сарая, припавшую к косяку и шептавшую вмиг пересохшими губами:

– Что-то, старый, больно совсем по груди… и ноги не идут, ватные…

Он ещё пытался помочь ей, но, вмиг отяжелевшую, уронил на землю и, завопив, побежал за фельдшером, не понимая, что делать дальше…

Прибывшая помощь не пригодилась: бабка уже вытянулась, улыбаясь, как в добром сне…

Он, снова сжавшись от испытанного страха, неожиданно задрёмывал на какое-то время, но скоро просыпался, памятуя о пережитом – и так всю ночь! Уже под утро, стиснув зубы, встал, нашёл за стоявшей на шкафу иконой длинные церковные свечи, зажёг одну и, поставив в рюмке на стол, снова лёг. Святая свеча, сладко благоухая воском, легонько мерцала, а он, глядя на плавающий огонёк, в кой-то миг утерял нить своих размышлений и наконец уснул, чётко услышав в последний момент:

– Пускай она будет… я не в обиде… Только не забывай совсем. А так, пускай…

* * *

Утром Иван неожиданно почувствовал себя хорошо. Проснувшись совсем «по свету», пошёл, открыл скандальных кур, выкопавших у двери ямы, и, уже возвращаясь в дом, прижимая к груди три яйца, вспомнил о вчерашних мучениях. Остановился, без боли развёл руки, пошевелил лопатками. Всё более-менее хорошо! «Может, правда, с непривычки», – подумал он, продолжая путь и клоня голову «вправо–влево». Приготовил завтрак, поджарив пару яиц, и совсем уже собрался сесть за стол, как увидел в окно Проню, буквально летящего по дороге. Иван, помня вчерашний разговор, насторожился, с тревогой ожидая вестей. Тот, ворвавшись, начал в карьер:

– Всё-таки нормально было в бутылке! Я из второй глоток сделал: кого

там, грамм тридцать… и веришь, как зашёл домой, не помню! Смутно только вижу, что старая рот разевает, понимаю даже – ругается, но сконцентрироваться не могу, чтобы отпор дать! Так и проснулся ночью, где не пойму. Думаю, надо потихоньку сползти с полатей, раздеться. И рукой щупаю да ползу на заду, край, значит, ищу! Ползу-ползу, вдруг, брык – стена! А вон оно что: это я на полу ночевал в кухне, даже сил не хватило раздеться и на лежак забраться. А может, она помогла, потому как и спина болит, и шея, и бутылку найти не смог…

Проня, видя, что сосед даже не улыбается, тоже посерьёзнел.

– Но это не главное. Главное, что утром я, отбиваясь от бабки, озвучил твою беду. И, конечно, маленько прикрылся: мол, мы вместе с тобой, по триста… Так она ажно слезу пустила! И уже уехала утром на школьном автобусе в соседнюю деревню, вспомнив там одну вдову, совершенно хорошего качества – как раз тебе!

Проня открыто улыбался полупустым ртом, потому как забыл всунуть в него зубные протезы. Ивана опять накрыла волна боязливого стыда и растерянности…

– А может, не надо, а? Уже вроде и неплохо себя чувствую, и гнуться могу, – он, неожиданно даже для себя, отскочил от стола и, резко нагнувшись, вскрикнул от боли, прострелившей от бедра до шеи… Чтобы не упасть, сел и замолчал.

– Зря ты, Ваня, скачешь. Тебе сейчас плавность к лицу больше, – Проня, усмехаясь, смотрел на соседа. – И чего теряешь, не пойму? Ну, приедет, глянет на тебя, векового ясеня… ну, и ничего себе! То есть хочу сказать, ты, может, и не понравишься, но, может, и, наоборот, с первого взгляда.

– Дак, а чё мне сейчас-то делать? Вдруг, правда, приедет?

– Приедет, точно, если живая! Уж моя бабка всяко не упустит такую инициативу.

– Ну и? Пиджак парадный одевать с галстуком, что ли?

– Да ну, наверно, зачем? Будь, как в жизни, чтобы не обманулась. И немного даже поскули про спину. Чтобы она поняла, что дрова у неё ты колоть не будешь! – Проня опять улыбнулся: – Эх, мне бы чичас жениться, на новой! Ух, как бы я дал дрозда… Однако бабка не позволит, ещё вполне здорова и ни на чё не жалуется…

Потом, плавно перейдя к главному, навялился растопить у Ивана баню, в помощь к лучшему «раскрепощению». И всё совершенно бескорыстно, но, как бы… Иван понял и вернулся с банкой, в которой жидкости было на два пальца.

– Мне, Проня, этой гадости не жалко, но, смотри, обидится твоя бабка на нас, куда щемиться будем? И переедешь ты ко мне жить, заместо той, с «хорошими качествами». Ну, а у меня уж ты не забалуешь, не побегаешь по деревне – вон делов накопилось…

Проня, согласно кивая, опять глянул банку на просвет и закончил разговор:

– Это не ты, случайно, Ваня, по телеку выступал? Опять ведь триста! Научишь ты меня пить, только вот время соблюдать чижало до вечера. Сколько можно сделать, если с утра грамотно полечиться!

Старый Иван смотрел на соседа и пытался понять: во все времена он старался жить честно, по совести, если обещал что – делал, помочь кому – помогал и не ждал «спасибо», отвечал за свои слова. И сейчас, казалось бы, что-то не очень серьёзное, «житейское» вызывало в нём болезненные раздумья.

Он встряхнулся и, поднимаясь со стула, решил.

«Приедет – посмотрю. Если решу что, к бабке схожу, покаюсь…»

* * *