Впервые за двадцатилетнюю историю существования здания суда вместительность его главного зала оказалась недостаточной, из-за чего в результате даже прессу ограничили в доступе: процесс изнутри будет освещать всего три канала. Повезло, что мы не в каком-нибудь Нью-Йорке, где залы судов, холлы и даже улицы гораздо более вместительные – там бы всем действующим лицам этого заседания действительно потребовались бы телохранители, так как журналисты, терроризирующие Роар и его окрестности уже третью неделю, отличались крайне агрессивным напором. На прошлой неделе одна матёрая журналистка явилась в школу имени Годдарда под предлогом поговорить с учителями об их погибшей от рук Больничного Стрелка коллеге Ванде Фокскасл, но не остановилась на учителях и, проникая в кабинеты младших классов, начала разыскивать Берека и дочь Ванды, Мэлори, чтобы пообщаться с детьми “с глазу на глаз”. В тот день я не отвела Берека в школу из-за толпы журналистов, отныне ежедневно поджидающей нас на подъезде в школу, но Мэлори Фокскасл в школе была, и та бестактная журналистка, давно атакующая семью Фокскасл, добралась до неё. Для обычной школы найти нового учителя в самом разгаре учебного года было бы сложно, но только не для школы имени Годдарда: после гибели Ванды Фокскасл администрация достаточно оперативно нашла замену миссис Фокскасл, взяв на должность учителя младших классов молоденькую мулатку мисс Паркер – её, как высоко оцененного и многообещающего молодого специалиста, переманили из обычной школы. Именно мисс Паркер отбила заплаканную до бордового цвета лица Мэлори от нахальной журналистки и её фотографа, а уже на следующий день, в одном из самых популярных новостных журналов штата Мэн, появилась статья с фотографией зарёванной малышки под авторством этой стервы: “Главные жертвы – дети”. С учётом того, что мать Мэлори Фокскасл в каком-то смысле была убита из-за меня – Лурдес и Ричард целясь в меня попали в неё – я не смогла отвести взгляд от той боли, которую эта лживая, нахальная, грубая мерзавка нанесла Фокскаслам. Байрон уже позаботился о том, чтобы эту журналистку, вместе с её криворуким фотографом, лишили профессиональной аккредитации. Это не умолит моей вины перед семейством Фокскасл, но хотя бы немного убаюкает мою боль… По крайней мере, я на это надеюсь.
В зал суда всё ещё не впускали, поэтому мы стояли одной большой толпой в коридоре неподалёку от входа в него. Помимо всей моей семьи, рядом со мной находился Байрон, а вскоре к нам присоединились мать и брат Рины. Миссис Шейн за эти годы сильно постарела и в свои шестьдесят один выглядела минимум на пять лет старше своего реального возраста, а Грэм откровенно возмужал и покрасивел. Сначала Шейны обсуждали только радостный факт того, что личность убийцы Рины наконец установлена. Они нерушимо верили в то, что благодаря упорности действующего следователя Пейтон Пайк, убийца рано или поздно будет пойман. Однако после того, как к нам присоединилась жена Грэма, Джованна, все сразу же переключились на тему подмены младенцев. Ламберт поменял Джованну с Оливией Фейбер сразу после их рождения, и эта информация откровенно сложно воспринималась не только Джованной, Оливией и их родителями, но и их ближним кругом. Вскоре тема обсуждения перебросилась на коллегу Грэма Шейна, Раймунда Хоггарта, бывшего парня Рины, и его жену, и их новорождённую дочь, и таким образом все незаметно сосредоточились на беспокойстве о своих, и чужих детях. Моя мать так остро и так ярко сочувствовала пострадавшим от подмены детей родителям, что я, чтобы отвлечься от глубины её сочувствия граничащего с безотчетной болью, начала блуждать взглядом по небольшим скоплениям людей, неустанно прибывающим по коридору и неумолимо стремящимся ко всё ещё закрытым дверям зала суда. Вдруг заметив Оливию с её родителями – не биологическими, а теми, которые её воспитали – в компании с Пенелопой, Одриком и его отцом, мистером Лютером Темплтоном, я с силой сжала зубы, отметив, как их компания сосредоточена на взволнованном старике. Оказывается, в далёком прошлом Лютер Темплтон был одноклассником Ричарда Маккормака, и хотя не водил с ним дружбу, всё же его сильно задело, что он когда-то так близко знал Больничного Стрелка. Мистер Темплтон, в отличие от энергичного и хорошо сохранившегося Маккормака, в свои семьдесят четыре выглядел не очень бодро и даже болезненно, так что неудивительно, что его сын и невестка с таким беспокойством отнеслись к его непреклонному желанию присутствовать на суде над сыном Стрелка. По сути, Темплтоны пришли поддержать потрясённую Оливию и её гораздо более потрясённых родителей, а также растоптанную горем старшую сестру Пенелопы, Рене Ламберт, но как бы старик Темплтон не сдал свои позиции из-за всего этого стресса…