Моё потрясение накрыл звенящим куполом ошарашенно-возмущённый гул зала, бóльшая часть которого подорвалась на ноги и начала чрезмерно громко заявлять о своём негодовании… Судье понадобилось не менее двух минут, чтобы заставить присутствующих умолкнуть – помогла угроза выведения нарушителей спокойствия за пределы зала суда. Мне же не помогло ничто. Лучше бы меня сейчас кто-нибудь и вправду удалил из этого помещения, лучше бы меня выволокли за руки, лучше бы я родилась в другом месте, в другое время…
В звон в моих едва не лопнувших от грохота рухнувшего куда-то вниз сердца перепонках вмешался чрезмерно эмоциональный голос молодого судьи, заговорившего ещё до полного подавления шума толпы:
– Обвиняемый, неужели Вы заявляете, будто подмененным Вами тридцать пять лет назад младенцем является никто иной, как следователь Пейтон Пайк?!
– Именно, – самодовольно улыбаясь от уха до уха, Ламберт, скрестив руки на груди, подтвердил своё сенсационное признание так отчётливо громко, что ко мне окончательно вернулся слух. И пусть я всё ещё подавляла в себе эмоции, не желая доставлять Ламберту удовольствие, которым он мечтал упиваться всю ему оставшуюся жизнь за решеткой, в моих глазах вспыхнул огонь, который его явно взбодрил. – Когда я узнал, что Рене стала водить дружбу с Пейтон Пайк, я сразу выразил свою неприязнь к персоне её новой подруги, ведь Пайк была той самой девочкой, которая копала под моего отца, сейчас известного всей Америке под личностью Больничного Стрелка. Эта девочка росла с желанием найти того, кто отобрал у неё родителей, и выросла в серьёзного следователя, даже не подозревая, что на самом деле родителей у неё отобрал не Больничный Стрелок, а его сын. Хотя, если задуматься, тогда речь идёт о двойном сиротстве, верно? Сначала я разлучил тебя с твоими биологическими родителями, затем мой отец отнял у тебя ещё и приёмных. Случаются ведь столь сладостные совпадения… – ублюдок не отрывал от меня глаз, а тем временем в моих глазах пожар всё разрастался, и я никак не могла обуздать эту стихию во мне. Я подошла к грани. Мои кулаки побелели. Рука Арнольда, лежащая поверх одного из двух моих кулаков, мной совершенно не чувствовалась. В ушах начал бить гонг из-за резко возрастающего давления. Я желала, чтобы этот мерзавец сделал ещё один шаг в мою сторону. Ещё хотя бы один-единственный шаг и, клянусь, мне хватило бы расстояния, чтобы сорваться с места достаточно быстро для того, чтобы Арнольд не успел предотвратить серию моих хуков справа…
В зале опасно быстро и крайне отчётливо нарастало негодование. Сделав очередную серию контрольных ударов молотком, судья задал Ламберту очередной вопрос чрезмерно требовательным тоном новичка:
– Обвиняемый, назовите имя второй девочки! Кем был второй ребёнок, с которым Вы, как Вы утверждаете, в младенчестве поменяли Пайк?
Проигнорировав вопрос судьи, Ламберт продолжил гнуть свою линию, всё больше погружаясь в глубину своего наслаждения текущим моментом: