На прошлой неделе мистер и миссис Холт показали мне детскую комнату, находящуюся в их доме в Куает Вирлпул, до отказа забитую детскими игрушками, книгами, одеждой… Все эти вещи они на протяжении тридцати пяти лет “дарили” мне на каждый мой день рождения, на каждое Рождество и даже в другие праздники, и просто без повода… При виде этой комнаты, напоминающей настоящий музей боли, мне стало не по себе. Откровенно говоря, я смутилась из-за того, как это выглядело: трогательно и одновременно жутковато. Хотя до того дня, как я увидела эту комнату, я и была максимально внимательна к чувствам мистера и миссис Холт, после увиденного я стала ещё и терпима к этим двум людям: перестала сжимать зубы, когда кто-то из них невзначай касался меня, и стала заставлять себя чаще улыбаться им, а вскоре словила себя на том, что улыбка начала даваться мне с большей лёгкостью. Мистер и миссис Холт буквально заставили меня забрать из комнаты-музея “хотя бы что-то”, и в итоге я приняла врученную мне золотую цепочку в бархатной коробочке, которую они купили в честь моего восемнадцатилетия, а сама я взяла пару коллекционных книг и виниловый проигрыватель с уже вставленной в него пластинкой. Три дня назад они попросили меня поучаствовать в фотосессии: захотели обновить главное семейное фото, которое они ежегодно делали с целью вывешивания красочного портрета над камином. Идея обновления данного снимка у них возникла после того, как они продемонстрировали мне все тысячи тысяч своих семейных фотографий и десятки раз пересмотрели скромную сотню моих фотокарточек – миссис Холт, болеющая привязанностью к своей фотокамере, была расстроена тем, что меня так редко фотографировали в детстве, а после я сама не слишком часто делала свои снимки (только за пару недель нашего общения эта увлечённая женщина создала бо́льшую коллекцию моих фотоснимков, чем я сама за всю свою жизнь). Я никогда не любила фотографироваться, так что идея создания семейного портрета с моим участием не вызывала во мне тот детский восторг, в который она привела всё семейство Холт. Однако я сделала вид, будто мне тоже нравится эта затея, после чего с меня взяли слово, что я
Мы с Арнольдом до сих пор скрываем ото всех и мою беременность, и нашу помолвку. Откровенно говоря, я даже представить боюсь, что начнётся, когда Холты узнают о наших с Арнольдом “заветных” секретах. Они и так рвутся устроить вечеринку в честь моего возвращения в лоно семьи, как они выражаются, но так как вечеринка подразумевает собой алкоголь, а я всё ещё не желаю выдавать своего положения, которое через пару месяцев само красноречиво заявит о себе без лишних слов одним лишь моим внезапно округлившимся животом, я оттягиваю реализацию этой пугающей затеи как могу: ссылаюсь на занятость на работе, на усталость и даже на желание выспаться…
Мне определённо точно необходим перерыв от этого родственного марафона, повязанного на кровных узах.