Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

Теперь Иван Васильевич заговорил с ним иным языком. Об уступке Астрахани, конечно, уж и речи быть не могло. Помирившись с ханом и посылая ему, по обычаю, подарки, на этот раз самые ничтожные, царь подсмеивается над похвальбой ханской грамоты. «Поминки тебе послал я легкие, — пишет он хану, — добрых поминков не послал: ты ведь писал, что тебе деньги не надобны, что богатство для тебя равно праху!». В это время в Польше произошло важное событие. Король Сигизмунд Август умер, а с ним угас и род Ягеллонов. В 1569 году, когда Литва неразрывно соединилась с Польшей, установлено было право избирать королей на сеймах. Теперь, когда прекратился королевский дом, некоторые из польских и литовских панов задумали было избрать в короли второго сына московского царя — Феодора. Но царь колебался, медлил, а в это время посол французского короля ловко орудовал в пользу Генриха, брата своего государя, причем не жалел ни золота, ни обещаний. На сейме был избран Генрих. Впрочем, он скоро уехал из Польши, так как со смертью его брата очистился для него французский престол. Снова пришлось литовским и польским сановникам выбирать себе короля.

В эту пору завязались сношения Германии с Москвой. Император Максимилиан, желая посадить на польский престол своего сына, просил Ивана Васильевича помочь этому делу и вместе с тем ходатайствовал у царя за Ливонию. Царь, принимая германских послов во всем величии своем, поразил их своим блеском, роскошью и богатством, а русские послы, приехавшие от царя к императору с грамотой и подарками, удивили его и всех придворных своеобразной пестротой своих богатых одежд. (Сохранилось любопытное современное изображение этого посольства.)

Однако никакой пользы из переговоров этих не извлекла ни Германия, ни Москва: польский престол не достался ни германскому принцу, ни русскому царевичу, — избран был в 1575 году трансильванский воевода — Стефан Баторий.

Между тем царь немедленно начал войну в Прибалтийском крае, лишь только кончилось перемирие. Завязалась война и со Швецией; однако, несмотря на все усилия Магнуса и русских, им не удалось завладеть Ревелем, который был в руках шведов. Зато поход самого царя летом 1577 года был очень удачен: город за городом сдавались ему и его воеводам. Заняв город Вольмар, царь вспомнил, что здесь было писано Курбским его письмо, не утерпел и сам снова написал язвительное послание бывшему своему воеводе.

Оно начинается с прописания всего царского титула, в который уже включены слова: «обладатель земли лифляндской». «Если беззаконий моих, — смиренно пишет царь, — и больше песку морского, то все же надеюсь на милосердие Бога: Он может пучиною милости своей потопить беззакония мои». Затем царь упоминает о победах, дарованных ему Богом, над немцами, Литвой и татарами, снова вспоминает об изменах бояр, которые не слушались его, «сами государились, как хотели», и в конце письма едко подсмеивается над Курбским. «Вы говорили, — пишет царь, — нет (кроме вас) людей на Руси! Некому стоять! Вот теперь вас и нет… Кто же берет крепкие города германские? Сила Животворящего креста города берет… А что писал ты, что мы тебя в дальние города будто в опале посылали, то писал ты это себе в досаду. Мы ныне Божьей волей и дальше твоих дальних городов прошли и ногами наших коней переехали все ваши дороги из Литвы и в Литву, и пешие ходили, и воду во всех тех местах пили… Можно ли теперь говорить, что не везде ноги коня нашего были? И в город Водьмар, где ты хотел успокоиться от всех трудов твоих, и туда на покой тебе Бог нас принес. Ты думал, что здесь укрылся, а мы и тут по воле Божьей догнали. Пришлось тебе и подальше поехать!».

В. Садовников Панорамный вид Ревела

Но торжество царя продолжалось недолго; лишь только он отбыл из Ливонии, как и поляки, и шведы стали одолевать русских. Сильное поражение русским было нанесено близ Вендена. Король Магнус, уже женатый на царской племяннице, передался полякам.

Переговоры, начатые Стефаном Баторием, не привели ни к чему. Царь относился к нему свысока, даже не хотел, по обычаю, называть его в грамотах «братом», а звал «соседом», потому что Стефан стал королем не по происхождению своему и не по воле Божьей, а по «многомятежному человеческому хотению» (по избранию сейма). Ливонию царь по-прежнему называл «своей вотчиной» и уступок никаких не делал.

Стефан Баторий, вступая на престол, между прочим обещал вернуть Литве земли, отнятые у нее Москвой. У него была испытанная, закаленная в боях пехота, венгерская и немецкая, хорошо вооруженная, было много хороших пушек, и потому он рассчитывал на верный успех в борьбе с нестройными и плохо вооруженными полчищами русских. Притом он сам был очень искусным вождем.