Если же рада изъявляла желание переменить своих начальников, то кошевой должен был положить свою палицу на шапку и принести к знамени, а потом, поблагодарив всех за прежнюю честь и повиновение, уйти к себе в курень. Так же поступали и другие старшины.
При выборе нового кошевого и других должностных лиц часто происходили большие споры. Случалось, что некоторые курени хотели одного, другие — другого. Поднимались шум, гам, брань, а иногда и рукопашная схватка. Когда наконец какая-либо сторона одолевала, человек десять казаков шли в курень за избранником и просили, чтобы он принял ту должность, в какую его избрали. Если же тот отнекивался и не хотел идти на раду, то его силой тащили: два человека брали его за руки, а другие пихали сзади, толкая в спину и в шею, и таким образом приводили своего вновь выбранного начальника на площадь, причем приговаривали порой:
— Иди, собачий сын! Нам тебя треба; ты наш батько. Будь нам паном!
Приведя на раду, вручали ему знак его достоинства. Он же, по обычаю, должен был два раза отказаться, признавая себя недостойным той высокой чести, какой его хотели почтить; только по третьей просьбе соглашался. Тогда боем в литавры отдавали ему честь. При этом совершался еще такой обряд: старейшие казаки брали в руки землю или даже грязь, если дело было после дождя, и клали вновь избранному на голову. (Вероятно, этим хотели напомнить ему, чтобы он не зазнавался и не забывал бы о смерти — о том, что и его земля со временем покроет.)
Кроме января, рада собиралась еще два раза в году: 1 октября, в день Покрова, когда в Сечи был храмовый праздник, и на Светлое Христово воскресение. Впрочем, если не предстояло никаких перемен в составе начальства и не было особенных каких-либо вопросов, то в эти дни рада отменялась.
Кроме этих определенных для рады сроков, случались сходки и в неурочное время. Если было какое-либо неудовольствие на начальников и у многих являлось желание сменить их, то иногда совершенно неожиданно происходили очень бурные рады. Несколько куреней сначала тайно сговаривались свергнуть старшин, затем двое-трое наиболее смелых, иногда сильно подгулявших, колотили чем попало в литавры, находившиеся всегда на площади. Прибегал довбиш. Буйная толпа заставляла его бить сбор. Ослушаться он не смел, иначе его могли бы избить до смерти. Сбегались казаки на раду и становились на площади кругом. Посреди помещались старшины: кошевой, судья, писарь, есаул. Кошевой обыкновенно спрашивал:
— Паны-молодцы, на что рада у вас собрана?
А те, которые хотели свергнуть его, говорили:
— Ты, батьку, положи свое кошевье; ты нам не способен.
При этом объясняли и причину, почему находят нужным его сменить. Если желали сменить судью или писаря и других, то обыкновенно говорили:
— Годи (довольно) им пановати; они негодные… уже наелись войскового хлеба!..
Старшины тотчас же уходили в свои курени. При этом поднимался обыкновенно страшный шум. Казаки делились на две части: одна отстаивала старых начальников, другая требовала выбора новых. Тут без ссоры и спора дело не обходилось; нередко пускались в ход палки, и случались даже смертоубийства. Положение старшин при этом было незавидно: они могли потерпеть в это время побои, увечья и даже с жизнью проститься. Сторона, делавшая новых начальников, тащила на площадь своих избранников, а противники не пускали их в круг. Дело кончалось нередко тем, что эти избранники возвращались в свои курени избитые, изорванные и рады-радехоньки были, что жизнь свою спасли.
Таково было положение начальников у буйной запорожской вольницы в мирное время. Не то было во время войны: тогда повиновение начальству и почтение к нему доходили до самой высокой степени — понимали все, что своеволие и несогласие в походе грозят гибелью не одному или нескольким казакам, а всему их войску.
Старшинам шли значительные доходы, особенно с вина, которого истреблялось запорожцами чрезвычайно много.
Все торговцы, привозившие какие-либо товары, обыкновенно делали подарки кошевому и всем старшинам; не считалось зазорным брать приносы и с разных просителей. Сверх того, все казаки, ходившие на какой-либо промысел: рыболовство или охоту и прочее, обыкновенно часть своей добычи дарили своему старшине, в пользу которого шли также доходы, довольно значительные, с перевозов через реки.
Самым выгодным промыслом была в глазах казаков война. Невзначай напасть на татарские улусы, угнать сразу целые стада скота или табуны лошадей или «пошарпать» богатые берега Турции и вернуться с грудой всяких драгоценностей, с карманами, полными золота и серебра, захватить сразу столько, чтобы можно было не трудясь, без заботы прожить много дней, бражничать и кутить на широкую ногу, — вот что было заветной мечтой запорожца. Те атаманы-удальцы, которые умели часто и ловко устраивать набеги, доставляли «товариству» запорожскому «славу лыцарскую» да богатую добычу и были главными любимцами казаков и в песнях прославлялись.