Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII

В Москве между тем скоро по смерти царя начались в народе волнения — народ требовал возвращения сосланных Борисом людей, а более всего матери Дмитрия. Объяви всенародно инокиня Марфа (Мария Нагая), что ее сына нет в живых, — Годуновы были бы спасены, но они, конечно, были вполне уверены, что Марфа, пострадав от Бориса и питая непримиримую вражду ко всем им, не скажет этого. В угоду москвичам воротили из ссылки князя Ивана Михайловича Воротынского. Василий Иванович Шуйский снова громогласно уверял народ, что Дмитрия-царевича нет на свете, а называющий себя этим именем — беглый монах, расстрига. Слова Шуйского, которого в Москве уважали, на время, казалось, уняли волнение народа, но все-таки многие требовали, чтобы привезли в Москву мать Дмитрия, чтобы она порешила это дело…

В середине мая появились в Москве ратные люди из-под Кром, не пожелавшие изменить Федору Борисовичу; прибыли, наконец, и князья Ростовский и Телятевский. Весть о переходе всего войска на сторону Дмитрия была смертным приговором несчастному Федору Борисовичу.

Годуновы были ошеломлены этой вестью, растерялись, не знали, что и делать; приказывали только ловить, пытать и казнить опасных для себя вестовщиков и распространителей Дмитриевых грамот. Народ, перед тем волновавшийся и шумевший, казалось, притих, но это было зловещее затишье пред бурей. 31 мая по распоряжению правительства стали втаскивать на стены пушки — готовились, как видно, к обороне столицы. Но ратные люди работали вяло, неохотно, а в толпе, глазевшей на них, многие посмеивались… Более дальновидные люди чуяли беду от московской черни и торопились припрятать свои драгоценности и деньги по монастырям.

1 июня явились под Москвой, в Красном Селе, послы Дмитрия — Пушкин и Плещеев — с грамотой к москвичам. Красносельцы, по большей части богатые купцы и ремесленники, не любили Годуновых и радушно приняли послов. Ударили в колокол, сбежалась толпа. Прочтена была грамота Дмитрия. Толпа громкими криками приветствовала посланцев.

— В город, в город! — раздавались голоса, и громадная толпа, окружив послов, двинулась с ними в Москву и остановилась на Красной площади. Звоном колоколов и тут созвали народ. Он бежал со всех сторон на площадь, и скоро она так наполнилась людьми, что протиснуться сквозь толпу не было никакой возможности.

Вышедшие из Кремля бояре, дьяки и стрельцы ничего поделать не могли.

— Что за сборище и мятеж? — громко говорили они народу. — Хватайте воровских посланцев и ведите их в Кремль, пусть там они покажут, с чем приехали!

В ответ на это поднялись неистовые крики народа; он требовал, чтобы посланцы прочли с Лобного места грамоту. Один из них стал читать ее. На площади водворилась тишина.

Грамота была обращена к боярам, дьякам, торговым людям и ко всему народу.

«Вы думали, — говорилось между прочим в ней, — что мы убиты изменниками, и когда разнесся слух по всему государству русскому, что по милости Бога мы идем на православный престол родителей наших, вы, бояре, воеводы и всякие служебные люди, по неведению стояли против нас, великого государя. Я, государь христианский, по своему милосердному обычаю гнева на вас за то не держу, ибо вы так учинили по неведению и от страха…»

Последние минуты Годуновых

Далее в грамоте говорилось, что Дмитрий идет с большим войском, что русские города бьют ему челом. Затем напоминалось о жестокости и несправедливости Бориса и давались обещания всяких благ и льгот. В конце грамоты была и угроза: «А недобьете челом нашему царскому величеству и не пошлете просить милости, то дадите ответ в день праведного суда и не избыть вам от Божия суда и от нашей царской руки».

Когда грамота была прочтена, поднялись в толпе шумный говор, крики и споры. Одни кричали: «Будь здрав, Димитрий Иванович!», другие стояли за Годуновых, недоумевая, настоящий ли царевич тот, кто прислал к ним грамоту, или самозванец.

Из толпы раздались крики:

— Шуйского, Шуйского! Он разыскивал, когда царевича не стало. Пусть скажет теперь по правде, точно ли царевича похоронили в Угличе!..

К. Маковский Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова

Шуйский взошел на Лобное место. Воцарилась мертвая тишина. Народ, казалось, замер в ожидании, что скажет боярин. В его руках была теперь судьба Годуновых.

— Борис послал убить Димитрия-царевича, — раздался голос Шуйского, — но царевича спасли, а вместо него погребен попов сын!

Понял ли лукавый Шуйский, что спасти Годуновых уже нельзя, думал ли, отдавая их в жертву народной ярости, спасти себя и свои выгоды, услужить Лжедмитрию, — во всяком случае, слова его были приговором для несчастной семьи Годунова.

— Долой Годуновых! — заревела толпа. — Всех их и доброхотов их искоренить! Бейте, рубите их!.. Здрав буди, Димитрий Иванович!