Красная площадь наполнилась народом, когда должна была совершиться казнь именитого боярина. Многие его жалели. Вывели осужденного на площадь. Здесь была приготовлена плаха, в которую воткнут был топор. Подле стоял палач. Вокруг плотными рядами стояли стрельцы, за ними — сплошная толпа народа. Басманов велел читать приговор.
Вероломный боярин решился по крайней мере умереть мужественно, с достоинством. Он твердо подошел к плахе, перекрестился и сказал, обратившись к народу: «Умираю за веру и за правду!»
Палач снял с него кафтан и хотел было снять и рубаху, польстившись на унизанный жемчугом ворот, но Шуйский не позволил снять сорочку — сказал, что в ней хочет Богу душу отдать.
В то самое время, как палач готовился поразить свою жертву, из Кремля вдруг показался вестник, скакавший во весь опор к месту казни. Он объявил, что царь не желает проливать крови даже важных преступников: дарует осужденному жизнь, заменяет смертную казнь ссылкой в Вятку.
— Вот какого милосердного государя даровал нам Господь Бог! — воскликнул при этом Басманов, обратившись к народу. — Своего изменника, который на жизнь его посягал, и того милует!
Толпа громкими криками желала здравия и многолетия милостивому государю. «Кто же может так поступать, — говорили в народе, — кроме истинного царевича?!»
18 июля происходила встреча царя с матерью; он выехал к ней в Тайнинское; чуть не вся Москва толпами повалила за царем. Царицу везли в карете. Дмитрий подъехал к ней верхом, и она остановилась. Царь соскочил с коня и кинулся к карете; сын и мать бросились в объятия друг другу и зарыдали. С четверть часа длилось это трогательное зрелище. Многие в народе плакали от умиления.
С трезвоном во все колокола, с громкими радостными кликами встретила Москва царицу, мать своего государя. Всякие сомнения теперь должны были рассеяться: всем казалось, что так встретить могла только истинная мать свое родное детище после долгой разлуки.
30 июля было совершено, чрезвычайно торжественно, царское венчание в Успенском соборе. Весь путь от дворца к церкви был устлан красной материей, поверх нее положен был богатый персидский ковер. Царь в роскошном златотканом одеянии, унизанном жемчугом и драгоценными камнями, явился в собор в сопровождении множества бояр, блиставших тоже своими праздничными нарядами. По совершении обряда венчания и по окончании обедни царь, предшествуемый рындами и окруженный боярами, отправился по устланному пути в Архангельский собор — поклониться гробам отцов и праотцев своих. Окольничие осыпали царя золотыми монетами, которые нарочно были начеканены для этого случая.
Общее торжество было ознаменовано царскими милостями. Люди, сосланные при Борисе, один за другим возвращались из ссылки. Вернулись в Москву Нагие; возвращены были Романовы, оставшиеся в живых, даже кости трех братьев, умерших в заточении, по приказу царя были перевезены в Москву. Филарет (Федор Никитич), вернувшись из заточения в Сийском монастыре, был возведен в сан ростовского архиепископа. Бывшей супруге его, инокине Марфе, были возвращены вотчины, и она с сыном Михаилом поселилась в Ипатьевском монастыре, близ Костромы. Другому из Романовых, Ивану Никитичу, был пожалован сан думного боярина.
Ревностно принялся царь за свои дела. Дня не проходило, чтобы он не присутствовал в боярском совете, где бояре, или «сенаторы», как прозвал он их, докладывали ему государственные дела и подавали свои мнения о них. Случалось, что дела, которые казались боярам запутанными и решить которые они затруднялись, царь тотчас же, без особого труда, объяснял и решал. Сильно дивились бояре сметливости и быстроте ума своего юного царя. Нередко он указывал сановникам на их невежество, но делал это мягко, ласково, стараясь не обидеть их; обещал дозволить им посещать западные земли, чтобы они могли познакомиться сколько-нибудь с западным просвещением. Два раза в неделю, по средам и субботам, он принимал на дворцовом крыльце просителей: всякий бедняк и простолюдин мог прийти к нему и подать челобитную, жалобу или просьбу. Строго было предписано царем по всем приказам решать дела скоро и без всяких посулов.
При всяком случае старался царь выказать свою доброту. Он говорил:
— Есть два способа царствовать — милосердием и щедростью или суровостью и казнями. Я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных моих и исполню его!
Всем служилым людям было удвоено содержание, помещикам увеличены поместья; приказным людям тоже удвоено жалованье и строго запрещено брать взятки. Чтобы при сборе податей не творилось неправды, было дано право самим общинам доставлять свои подати в казну.