Духовные лица и книжные люди вообще относились к народной двоеверной поэзии враждебно, и книжная словесность шла своим особенным путем. Первое место вслед за богослужебными книгами занимали учительные книги, заключавшие собрания различных поучений. Сборники эти носили названия «Златоуст», «Измарагд», «Златоструй» и тому подобные. Затем важное значение имели собрания житий святых (например, «Четьи-Минеи», собранные еще митрополитом Макарием, Киево-Печерский патерик). Были еще так называемые «пчелы», сборники статей не только религиозного содержания, но и различных рассуждений, — например, о правде, о богатстве и убожестве и прочем. Были в ходу и хронографы, заключавшие в себе исторические сказания греческих летописцев. Эти книги по большей части содержали в себе переводы или заимствования из византийской литературы; но были и свои, чисто русские хронографы, или летописи. Их набралось так много, что понадобилось делать из них выборки и своды. Таковы «Степенная книга» и свод летописей, сделанный по приказу Никона. В XVI веке вместо летописи являются «разрядные записки». Сюда заносились сведения о важных придворных событиях, о службе бояр и прочим. Взамен летописных сказаний являются исторические записки («Записки» князя Курбского, «Сказание об осаде Троицкой лавры» Палицына, «Сочинение» Котошихина). Боярин Матвеев со своими сотрудниками в посольском приказе составил «Государственную большую книгу», где указывалось, с какими окрестными государями, христианскими и мусульманскими, были русские в ссылках, то есть в сношениях, и какие титлы писаны. В этой же книге были нарисованы парсуны (портреты) государей и гербы. Такая история имела, конечно, большое значение для посольского приказа. В таком же роде дьяк Грибоедов составил «Историю, сиречь повесть или сказание вкратце о благочестно державствующих и святопочивших боговенчанных царях и великих князях, иже в Российской земли богоугодно державствующих…».
Кроме книг религиозных, поучительных и исторических являются на Руси так называемые потешные книги. Это были по большей части иноземные повести и сказки, сначала доходившие до русских в южнославянских переводах (то есть болгарских и сербских), а в XVII веке более всего через Польшу. Так, например, любимым чтением грамотных русских людей были сказания об Александре Македонском. Дошли до русских и рыцарские романы в переделках — так, например, явились сказки о Бове-королевиче (рыцарь Буово д'Антона). Переведены были басни Эзопа; сборники нравоучительных повестей «Дела римские» («Festa romanorum»), собрания анекдотов, смешных рассказов, шуток (смехотворные повести).
Знакомство с иноземными повестями вызвало охоту у русских грамотных людей составлять и самим подобные. Некоторые из них представляют развитие легенды с поучительным направлением, например «О князе Петре и княгине Февронии», а также «Повесть зело предивная града Великого Устюга купца Фомы Грутцына о сыне его Савве, как он даде на себе диаволу рукописание и как избавлен бысть милосердием Пресвятой Богородицы Казанския». Но вместе с подобными повестями являются и более самостоятельные, изображающие мирскую жизнь. Любопытна в этом отношении «Повесть о Фроле Скобееве», где рассказывается, как он, бедный новгородский дворянин, хитростью и обманом познакомился с дочерью боярина Нащокина при помощи мамки ее и тайно женился на ней, а потом, благодаря своей изворотливости, сумел так подделаться к разгневанному боярину, так уноровил ему своей покорностью и угодливостью, что тот не только простил его и свою дочь, но отдал им впоследствии все свое состояние. Встречаются и такие рассказы, где остроумно осмеиваются недостатки современного строя, например судопроизводства («Повесть о Шемякином суде»). Особенно замечательна стихотворная «Повесть о Горе-Злосчастии», в которой рисуется живо русская жизнь. Захотелось молодцу жить по своей воле, по своему уму-разуму, не послушался он наставлений отца и матери — не ходить на пиры и братчины, не садиться на место большее, не пить двух чар за едину, не ходить к костарям (игрокам в кости) и корчемникам, не знаться с головами кабацкими, а знаться с разумными и надежными друзьями. Не послушался он советов родительских, забыл совет и чужих людей — не спесивиться, и навязалось к нему Горе-Злосчастие. «Босо, наго, нет на Горе ни ниточки, еще лычком Горе подпоясано…». «Стой, ты, молодец, — говорит оно, — от меня, Горя, не уйдешь никуда!» Оно-то и научило молодца разгулу кабацкому, разорило его, помешало ему своим домком зажить. И не уйти ему, не спастись от злого ворога. «Полетел молодец ясным соколом, а Горе за ним — белым кречетом; молодец полетел сизым голубем, а Горе за ним — серым ястребом. Молодец стал в поле ковыль-травой, а Горе пришло с косою вострою.