Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

Молодец пошел пеш дорогою, а Горе под руку под правую — научает молодца богато жить, убити и ограбити, чтобы молодца за то повесили или с камнем в воду посадили». Вспоминает тогда молодец «спасенный путь», идет в монастырь «постригатися», а Горе «у святых ворот оставается, к молодцу впредь не привяжется…». Здесь сказалась обыкновенная история старинного русского удалого молодца. Захотелось ему пожить на полной свободе, своей личной жизнью, да не привык он своей волей жить, негде было этому и научиться — и отдается он вполне разгулу и бражничеству, которые и олицетворяются в Горе-Злосчастии, постоянно наталкивающем свою жертву на грех, и только монастырь да совершенное отречение от свободы может спасти от беды.

В XVII веке в Россию приходили с Запада не только «потешные» повести, являются и другого рода книги: заносятся арифметики, лечебники, космографии. Уже с конца XVI столетия известен был в России «Большой чертеж земли Русской»; в XVII веке он дополняется. Русские послы из Польши «по государеву указу» привозили книги польские и латинские, преимущественно лексиконы да географические сочинения. Ордину-Нащокину присланы были из-за границы 82 латинские книги. И это был, конечно, не единичный случай.

Из этого беглого, далеко не полного перечня произведений народной и книжной словесности уже видно, что народ, несмотря на все помехи к умственному и нравственному развитию, нуждался в духовной пище и по-своему удовлетворял этой нужде; видно, что были на Руси и люди, которые хотели познакомиться с наукой. Беда была только в том, что некому было учить.

Известно, что сына Ордина-Нащокина обучал польский шляхтич. Такой же учитель был у детей Матвеева; но обыкновенно даже у именитых бояр обучение не шло дальше простой грамотности, то есть умения читать и писать, и учить детей призывали священников, дьяков или церковных причетников. В Москве учительством занимались и подьячие. Учителем царевича Федора Алексеевича был подьячий посольского приказа; но начальным обучением царевича грамоте Алексей Михайлович не счел возможным ограничиться, и вызван был наставник иного рода, именно известный Симеон Полоцкий.

Обучиться грамоте в старину было не совсем-то легко. Никаких приспособлений и приемов, которые в наше время облегчают это дело, тогда не знали. Буквари и книги, по которым начинали учить, были сухи и незанимательны для ребенка, притом розга считалась необходимой принадлежностью учителя, который действовал преимущественно страхом. Даже на заглавных листках букварей иногда изображался учитель, наказывающий ученика. Эти картинки предназначались, конечно, для того, чтобы загодя наполнить сердце начинающего учиться страхом. В букварях иногда помещались похвалы розге в стихах, например: «Розга ум острит, память возбуждает и волю злую в благу прелагает, учит Господу Богу ся молити и рано в церковь на службу ходити…» «Розга хоть нема, да придаст ума», — говорили учителя.

А. Максимов Книжное научение

Обучали читать, писать, да еще церковному пению. Этим ученье и ограничивалось. Любознательный человек сам уже читал разные книги, доступные ему, церковные и поучительные, — таким образом являлась у него начитанность, или книжность. В конце XVII века в число читаемых книг вошли несколько сочинений географического и исторического содержания да переводные средневековые повести; стало быть, круг начитанности несколько расширился. Конечно, чтением книг приобретались более или менее отрывочные сведения, но не образование в том смысле, как мы теперь его понимаем.

Как низко стояло умственное образование, так же невысоки были и искусства. Хотя порой выказывалось много вкуса и своеобразия в деревянных постройках да в церковном зодчестве, но что касалось самого строительного искусства (то есть технической стороны), то оно более всего было в руках иноземцев и совсем немногих русских, которые выучились у первых внаглядку, по навыку. Иконопись, которая давно уже водворилась на Руси и считалась благочестивым делом, не проявляла особенной жизни. Составлены были сборники образцов различных икон — «подлинники», где точно указывалось, как писать тот или другой образ, и отступать от образца считалось тяжким грехом. Церковные власти следили за тем, чтобы никаких отмен или отступлений от старинных византийских икон не было. Припомним, как сурово отнесся Никон к образам «фряжского письма». При таких условиях всякое творчество подавлялось и живопись мало чем отличалась от простого ремесла. Выдающимися иконописцами считались в Москве инок Троицкой лавры Андрей Рублев (XV столетие) и Симон Ушаков (XVII столетие).