Родная страна

Теперь мы не могли сделать ни шагу, не наступив никому на ногу, и то и дело орали «извините» прямо на ухо своим соседям, которые, в свою очередь, кричали то же самое идущим впереди.

— Черт знает что, — буркнул я.

— Красотища, — широко улыбнулся Лемми.

И вдруг весь мир словно перекувырнулся. А ведь и правда красотища. Сотни тысяч, если не миллионы моих соседей и друзей вышли на улицы Сан-Франциско, потому что их возмущало то же самое, что и меня. Они пришли, рискуя собственной жизнью и свободой, потому что в стране все пошло совсем не так, как надо. И дело было не только в даркнетовских документах, и не только в грязных манипуляциях со студенческими кредитами, и не только в выставленных на продажу домах и потерянной работе. И не только в опустошении планеты или в глобальном потеплении, и не в том, что в далеких государствах мы приводим к власти преданных нам диктаторов или поставили на поток в своей стране целую индустрию частных тюрем. Нет, их волновало все это вместе взятое. Их выводили из себя вся совокупность творящихся ужасов и тот факт, что никто не может ничего с этим поделать. Ни политические лидеры, ни полиция, ни армия, ни деловые круги. Наоборот, чаще всего оказывалось, что и политики, и полицейские, и солдаты, и бизнесмены как раз и творят все те безобразия, против которых мы выступаем, и при этом говорят: «Нам и самим это не нравится, но ничего не поделаешь, так надо, верно?»

И сейчас немалая часть моих сограждан вышла на улицы родного города, чтобы сказать: «НЕТ!» Сказать: «ПРЕКРАТИТЕ!» Сказать: «ХВАТИТ!» Я понимал, что проблемы эти сложные, и мне своим умом их так сразу не охватить, однако хорошо знал, что слова «Это сложно» чаще служат предлогом, а не реальным объяснением. Прикрываясь этими словами, люди обычно идут на попятный, говорят, что больше ничего поделать нельзя, пожимают плечами и возвращаются к обыденной жизни.

Я еще никогда не видел сразу так много народу. С высоты, на которой летал коптер, казалось, что город оживает, по каменным и бетонным улицам растекается живое людское море, расходится волнами все дальше и дальше. От такого зрелища делалось страшно, и я понятия не имел, во что это выльется, но, честно сказать, не волновался. Свершилось то, чего я ждал, происходило то, что не могло не произойти. Ничто уже больше не будет как прежде. Никто не станет пожимать плечами и говорить: «А что тут поделаешь?» Отныне мы будем действовать. И не «топать, бегать и кричать», а «идти плечом к плечу и требовать перемен».

А еще я понял, что моя дурацкая идея насчет того, как вдохнуть новую жизнь в избирательную кампанию Джо Носса, на самом деле не такая уж дурацкая.

* * *

Коптеры Лемми с жужжанием кружили над демонстрацией, наш канал на «Юстриме» набирал просмотры, дойдя уже до пары тысяч. Наверняка многие из зрителей находились в этой же толпе, но, судя по статистике в реальном времени, канал пользовался успехом по всему свету.

Время от времени мы включали на трех коптерах сканеры программно-определяемого радио, выискивая места повышенной концентрации переговоров в полицейском диапазоне. С недавних пор полиция начала шифровать свои сигналы, но это там не мешало — мы не интересовались, что именно они друг другу говорят, лишь хотели вычислить места, где радиообмены происходят интенсивнее. Иными словами, нам был важен сам факт разговоров, а не их содержание.

Когда три коптера обнаруживали всплески интенсивности на частотах, используемых полицией, они посылали туда четвертый — чтобы он определил место сосредоточения и прислал оттуда видео. Таким способом мы получили множество видеозаписей с прибывающими отрядами вооруженной полиции и, немного позже, национальной гвардии. Их были сотни, они привезли с собой множество автозаков — больших автобусов, в которые можно запихнуть огромное количество пленников. Кое-где кружили даже полицейские квадрокоптеры, транслирующие сигналы в тех же самых зашифрованных диапазонах.

Два этих коптера обнаружили нашего разведчика и стали кружить возле него.

— Чтоб их, — ругнулся Лемми.

— Почему?

— Потому что даже с новенькими аккумуляторами у нашего малыша скоро иссякнет заряд, мне придется приземлить его для смены батареек, и они в точности узнают, кто мы такие и где находимся.

— Чтоб их, — согласился я. — А что, разве закон запрещает запускать беспилотники?

Лемми пожал плечами:

— Может быть. В целом, конечно, не запрещает, но на такой случай у них наверняка найдется какое-нибудь безумное обвинение, например в «тайном сговоре с целью организации гражданских волнений», по которому они смогут упрятать за решетку любого, кто им не нравится.

— Чтоб их, — повторил я.

— Придется просто угробить его, — вздохнул Лемми. — Жалко.

— Сколько еще продержится аккумулятор?

Лемми вгляделся в поток телеметрии с разведчика.

— Минут двадцать.

— Сможешь посадить его куда-нибудь подальше, например на крышу? А потом мы попробуем его забрать.

— Да, — отозвался Лемми. — Умница.