Родни Стоун. Рассказы

И мигом толпа бросилась врассыпную: те, кто явился сюда пешком, кинулись бежать, пока дорога на Лондон не была еще столь запружена, а чистая публика принялась разыскивать свои экипажи и лошадей. Гаррисон поспешно прошел в угол Уилсона и крепко пожал сопернику руку:

– Надеюсь, я тебя не очень покалечил?

– Не неженка, стерплю. А вы как?

– Голова гудит, как котел. Спасибо еще, дождь меня выручил.

– Да, мне уж показалось было, что верх мой. С таким, как вы, биться лестно.

– И для меня это честь. Счастливо тебе!

И два мужественных бойца прошли среди вопящих грубиянов, точно два израненных льва в стае волков и шакалов. Повторяю, если бокс из благородного спорта превратился в низкую забаву, повинны в этом не сами боксеры, а мерзкие прохвосты и хулиганы, что тучами вьются вокруг ринга: любой честный боец несравнимо выше этих негодяев, подобно тому, как благородный скакун несравнимо выше плутов и мошенников, которые наживаются на скачках, когда он берет призы, а самое его существо – живой укор их гнусным проделкам.

Глава XIX

В ЗАМКЕ

Дяде по доброте сердечной не терпелось поскорее уложить Гаррисона в постель, ибо хоть кузнец и посмеивался над своими увечьями, но досталось ему крепко.

– И не думай больше проситься в драку, Джек Гаррисон, все равно не пущу! – сказала ему жена, горестно глядя на его разбитое лицо. – Даже в тот раз, когда ты поколотил

Черного Баруха, и то тебя не так изуродовали! Это что ж такое, на себя совсем не похож! Можно сказать, только по одежде мужа и признала. Нет уж, пускай хоть сам король просит, а я тебя нипочем больше драться не пущу!

– Не кипятись, старушка, вот тебе слово, больше я и не попрошусь. Лучше уж я сам уйду с ринга, покуда от меня сила да сноровка не ушла. – Он отхлебнул коньяку из фляжки, которую ему протянул сэр Чарльз, и скривился. –

Отличный напиток, сэр, да только губы у меня разбиты, так щиплет – невтерпеж! Ого, провалиться мне на этом месте, если там не Джон Каммингз из нашей харчевни. Да что это с ним – рехнулся он, что ли?

И в самом деле, напрямик по равнине к нам со всех ног бежал хозяин гостиницы в Монаховом дубе, и выглядел он престранно. Без шляпы, лицо с похмелья красное, опухшее и растерянное, борода и волосы развеваются на ветру. Бежал он не прямо, а под перекрестным огнем насмешек, вызванных его нелепым видом, бросался то к одной кучке людей, то к другой, и я невольно подумал, что он похож на бекаса, удирающего от охотников. На миг он приостановился подле желтого ландо, что-то протянул сэру Лотиану

Хьюму и тотчас побежал дальше. Но вот наконец он заметил нас, вскрикнул от радости и припустился во всю прыть, еще издали протягивая нам какую-то записку.

– Что ж ты, Джон Каммингз, – с укоризной сказал ему

Гаррисон. – Хорош! Я ж наказывал тебе – капли в рот не бери, покуда не передашь сэру Чарльзу что велено!

– Да что там, убить меня мало! – с горьким раскаянием воскликнул Каммингз. – Я вас искал, сэр Чарльз, вот лопни мои глаза, искал, да только нигде вас не было, а я уж больно радовался, что Гаррисон будет драться и я на этом столько выиграю, да еще хозяин здешнего Подворья стал меня угощать разными разностями, ну, я и ошалел – все из ума вон. А уж после боя вас увидал, сэр Чарльз, так что хоть кнутом отхлещите, поделом мне, старому греховоднику.

Но дядя не слушал покаянных речей Каммингза. Он развернул записку и читал, слегка подняв брови, – едва ли не высшая нота той весьма ограниченной гаммы чувств, которую он позволял себе проявлять.

– Что ты на это скажешь, племянник? – спросил он,

передавая мне записку.

Вот что я прочел:

«Сэру Чарльзу Треджеллису.

Ради всего святого, как только получите эту записку, приезжайте в замок, по возможности не медлите и не

задерживайтесь в пути! Вы застанете меня здесь и

узнаете нечто весьма для вас важное. Заклинаю вас, по-

спешите, а пока остаюсь тем, кто вам известен под

именем

Джима Гаррисона».

– Ну, что скажешь, племянник? – повторил дядя.

– Право, сэр, я не представляю, что это может означать.

– Кто вам дал эту записку, почтеннейший?

– Молодой Джим Гаррисон собственной персоной, сэр,

– отвечал Каммингз, – хотя, по правде сказать, я его сперва насилу узнал, он был на себя не похож, чисто привидение.

И уж так ему не терпелось, чтоб вы скорей это письмо получили! Покуда я не запряг лошадь да не пустился в путь, он от меня ни на шаг не отставал. Это письмо было вам, да еще одно – сэру Лотиану Хьюму, одна беда – надо бы Джиму найти посыльного ненадежнее!

– Непостижимо, – сказал дядя и, нахмурясь, перечитал записку.

– Что ему делать в этом зловещем доме? И почему он подписался «тот, кто вам известен под именем Джима

Гаррисона»? А как еще он может быть мне известен?

Гаррисон, вы, конечно, можете пролить свет на эту загадку!