Родни Стоун. Рассказы

Это был грубый ответ, и тон сэра Лотиана Хьюма был ему вполне под стать. Лорд Эйвон, пошатываясь, сделал шаг вперед, готовый схватить за горло своего оскорбителя, но жена и сын удержали его дрожащие руки. Таким яростным стало это бледное лицо, что сэр Лотиан отпрянул, однако взгляд его оставался все таким же свирепым.

– Да это ж настоящий заговор! – выкрикнул он вне себя.

– Преступник, актриса, боксер – и у каждого своя роль…

Вы еще получите от меня несколько строк, сэр Чарльз

Треджеллис! И вы тоже, милорд! – Он повернулся на каблуках и решительно зашагал к двери.

– Он отправился доносить на меня, – сказал лорд Эйвон, и гримаса уязвленной гордости исказила его черты.

– Вернуть его? – быстро спросил Джим.

– Нет, нет, пусть идет. Теперь это уже неважно, я все равно решил, что долг мой перед братом и перед всей нашей семьей, который я исполнил, хоть и заплатил за это такую страшную цену, ничто в сравнении с моим долгом перед тобой, сын.

– Ты несправедлив ко мне, Нэд, – сказал дядя. –

Неужели ты мог подумать, что я забыл тебя или судил о тебе столь безжалостно? Если я и думал, что совершившееся – дело твоих рук, – а как мог я не верить собственным глазам? я всегда был убежден, что в ту минуту ты не был в здравом уме и так же мало отдавал себе отчет в своих поступках, как человек, который ходит во сне.

– Что такое ты видел собственными глазами? – спросил лорд Эйвон, сурово глядя на моего дядю.

– В ту проклятую ночь я видел тебя, Нэд.

– Меня? Где?

– В коридоре.

– И что же я делал?

– Ты шел из комнаты твоего брата. А за секунду до этого я слышал его крик, и в этом крике были гнев и боль.

Ты нес мешок с деньгами, и лицо у тебя было чрезвычайно взволнованное. Если бы только ты объяснил мне, Нэд, как и зачем ты там очутился, ты бы снял с моей души камень, который давил меня все эти годы.

Никто не узнал бы сейчас в дяде предводителя лондонских фатов. Встретившись со своим старым другом, оказавшись причастным к его трагедии, дядя сбросил с себя все напускное, неистинное, во что он рядился, как в тогу. Я глядел на его побледневшее, встревоженное лицо, видел по его глазам, с каким нетерпением ждет он ответа друга, и впервые за все время почувствовал к нему не просто благодарность, но и любовь.

Лорд Эйвон закрыл лицо руками, и на мгновение в мрачной, полутемной комнате воцарилась тишина.

– Теперь я не удивляюсь, что ты усомнился во мне, –

произнес он наконец. – Боже мой, в какие сети я попал!

Если бы против меня было возбуждено это подлое дело, ты,

мой ближайший друг, вынужден был бы рассеять последние сомнения в моей виновности. И все-таки, несмотря на все, что ты видел, я не больше твоего, Чарльз, повинен в случившемся.

– Благодарение небу, что мне довелось услышать это от тебя.

– Но тебе этого мало, Чарльз. Я вижу это по твоим глазам. Ты хочешь знать, почему я скрывался все эти годы.

– Мне достаточно твоего слова, Нэд. Но свет захочет услышать ответ и на этот вопрос.

– Я хотел спасти честь семьи, Чарльз. Ты знаешь, как я ею дорожил. Я не мог оправдаться, не открыв, что мой брат повинен в самом мерзком для джентльмена преступлении.

Пожертвовав всем на свете, я восемнадцать лет молчал о его позоре. Я был заживо погребен и превратился в дряхлую развалину, а ведь мне нет еще и сорока. Но теперь, когда я оказался перед выбором: рассказать, в чем повинен брат, или совершить несправедливость по отношению к собственному сыну, у меня нет иного выхода: к тому же я могу надеяться, что все, что я намерен тебе открыть, удастся не предавать огласке.

Он поднялся со стула и, тяжело опираясь на руки жены и сына, неверными шагами двинулся к покрытому пылью буфету. На буфете по-прежнему, как много лет назад, когда мы с Джимом были здесь впервые, лежали все те же зловещие, покрытые плесенью, побуревшие от времени колоды карт. Лорд Эйвон дрожащими пальцами взял их, потом выбрал несколько карт и протянул дяде.

– Зажми угол карты между большим и указательным пальцами, Чарльз, – сказал он. – Теперь слегка потри этот угол и скажи, что ты чувствуешь.

– Карта наколота булавкой.

– Совершенно верно. Что это за карта?

Дядя перевернул ее.

– Трефовый король.

– Теперь потрогай угол вот этой карты.

– Он совсем гладкий.

– И что это за карта?

– Тройка пик.

– А эта?

– Наколота булавкой. Червонный туз.

Лорд Эйвон швырнул карты на пол.

– Вот тебе и вся проклятая история! – воскликнул! он. –

Надо ли мне продолжать? Ведь каждое слово для меня мука.

– Кое-что я уже понял, но не до конца. Тебе придется сказать все, Нэд.

Лорд Эйвон выпрямился. Казалось, он собирается с силами.

– Хорошо, я расскажу тебе все, и покончим с этим.

Надеюсь, мне уже никогда больше не надо будет возвращаться к этой несчастной истории. Ты помнишь нашу тогдашнюю игру? Помнишь, как мы проигрались? Помнишь, что вы все разошлись по своим комнатам, а я остался здесь, за этим самым столом? Я нисколько не чувствовал усталости, мне совсем не хотелось спать, и целый час, а может быть и больше, я сидел и думал о различных поворотах игры и о том, как все это отразится на моем достоянии. Я