Родня

Александр Петрович сидел во главе стола на своей кухне. Его лицо было пурпурного цвета, глаза налились кровью. Казалось, ещё секунда и сосуды лопнут, покрыв белоснежное глазное яблоко десятками красных нитей. Губы были крепко сжаты в тонкую нить, как будто он испытывал нечеловеческие мучения. А вместо рта на лице виднелись лишь усы.

— Аааааааа, — прокричал он.

— Именно так, наверное, и звучат голоса грешников, когда их жарят на костре в преисподней, — Настя с ужасом наблюдала за папой.

— Время? — сквозь слёзы спросил он.

— Три минуты и двадцать пять секунд! Это лучший результат на сегодня. Прости, любимый, и вы, дядя Серёжа, но вы проиграли. Я вас предупреждала, что он непобедим.

Полковник со всей силы стукнул кулаком по столу так, что банки от горчицы упали и покатились.

— Я же вас предупреждал, мальчишки, не суйте нос во взрослые дела, но вы решили потягаться со мной, — он облизал ложку от горчицы.

— Я просто не настроился, — оправдывался Беляк, — меня с утра мутило, изжога была.

— Изжога? Ха! — Виноградов громко рассмеялся. — Она у тебя уже двадцать лет! Ты говоришь эту фразу каждый раз, когда проигрываешь. Ты просто лузер! Я правильно сказал?

Настя кивнула.

— Напомни, Настёна, какой у меня результат?

— Минута и десять секунд…

— Хорошо, — Беляк открыл блокнот и сделал пометку. — В прошлом году было пятьдесят секунд! Ещё немного и я поставлю лучший результат!

— Язву ты себе заработаешь, а не результат!

В кухню вошла Алла Владимировна. Полковник попытался смахнуть со стола банки на пол, но одна из них упала и подкатилась прямо к её ногам.

— Вы опять на спор ели горчицу? Саша, у тебя же язва! Ты понимаешь, что это опасно? Настя!

— Мама, как будто я могла ему запретить! Ты шутишь?

— Они ещё и Диму в это втянули! Ты как? — она с жалостью посмотрела на будущего зятя, лицо которого до сих пор было окрашено в красный цвет.

— Спасибо. У меня всё хорошо! Это было весьма… занятно.

— Не жалей его! Он проходил проверку! А вдруг он какая-нибудь размазня? И что, мне за него свою дочь отдавать? Ну уж нет! А так второй результат!

— Второй? — жалостливый взгляд Аллы Владимировны переместился на Сергея Васильевича.

Полковник и Настя хохотали.

— Да-да! Алчонок, это тело уже можно списывать на металлолом!

— Прекрати, — она махнула рукой на мужа и принялась разбирать сумки. — Какие на этот раз были условия?

— Съесть полбанки горчицы и как можно дольше продержаться без воды и закуски! У Димы две минуты!

— А у тебя, Серёжа?

— Я не помню уже…

— Минута! — Виноградов довольно потирал усы.

— И десять секунд!

Алла Владимировна не выдержала и засмеялась.

— Ты настоящий садист! Я сейчас быстро соберу на стол, и мы все вместе пообедаем.

Она принялась быстро доставать из холодильника еду, ловко жонглируя супницей и сковородой, в которой дремали вчерашние котлеты. Отточенными до мастерства движениями она тонкими ломтиками нарезала сало, ветчину и хлеб. Через минуту на столе в прозрачных салатницах появились малосольные огурчики и помидорки, до этого момента спавшие крепким сном в трёхлитровых банках. Через пять минут стол ломился от домашней еды, а кислород в кухне был заменён на ассорти всевозможных ароматов.

Полковник с ловкостью бармена жонглировал рюмками, а затем и бутылками с водкой и коньяком. Беляк, прикусив губу, не сводил с него глаз.

— Аккуратно, — шептал он, — это же «Финляндия».

— Не волнуйся, пьянчуга, тебе хватит, чтобы согреть свои кости, — полковник поёжился, вспомнив безжалостные укусы мороза на улице.

Вся семья расселась вокруг круглого стола. Смех и любовь наполнили стены уютной трёшки в центре столицы. Прошло три недели, как Виноградов поставил точку в деле об убийстве родителей и вернулся домой. Первые несколько дней он практически не разговаривал. Он думал о родственниках, которых лишился, и о правильности своего выбора. Алла Владимировна тенью ходила по квартире, стараясь не лезть лишний раз в душу к мужу, а лишь балуя его любимыми вкусностями. Она молча смотрела, как он курит в квартире, тихонечко приоткрывая окошки, чтобы выветрить чуждые ей запахи.

Всё прошло в один миг. Под бой курантов в новогоднюю ночь полковник без устали шептал что-то себе под нос. Алла Владимировна думала, что он молится. Настя решила, что папа просит о чём-то. Но полковник благодарил.

— Дорогие мои, любимые, родные. Я безумно счастлив сегодня, что могу видеть, слышать и чувствовать вас. Последний месяц стал для меня настоящим испытанием. Я думал, что сломаюсь, поддамся на уговоры, как оказалось, совершенно чужих мне людей. Но я победил, — он пальцами крутил тонкую ножку рюмки, наполненную до краёв коньяком. — И сегодня я хочу поднять этот бокал за нашу семью. За самых родных мне людей, а они практически все присутствуют за этим столом. Вы самое дорогое, что у меня есть.

— О господи, он сейчас заплачет! — Сергей Васильевич поставил рюмку на стол и хлопнул в ладоши.