Родники рождаются в горах

— Ты хорошо его оперировала. Молодчина. Я уже смотрела: рана заживает. Дня через три можно будет выписать, — радуясь за нее, сказала Сидрат.

— Когда я училась в институте, думала: подумаешь — аппендикс. Пустяковая операция. А когда положили его на стол и Умагани мне подала инструмент… Веришь, Сидрат, у меня даже лицо мокрое стало. Мне потом стыдно было, что я так перетрусила.

— Смотреть всегда легко, когда другие делают, — улыбнулась Сидрат. — Зато теперь я могу уезжать куда угодно.

— Ой, не надо уезжать, Сидрат.

— Иногда надо. Даже очень надо. Знаешь, какую пользу я получила от этой поездки. Столько нового узнала. С такими людьми встретилась. А еще… читай, какую я радость привезла, — говоря так, Сидрат протянула девушке пакет.

Саадат вынула оттуда листок и быстро пробежала его глазами.

— Неужели правда, Сидрат? Теперь у нас будет совсем настоящая больница? Как в городе? — Лицо у нее сияло.

«Хорошая девушка», — снова, как тогда перед отъездом, подумала Сидрат, глядя на это молодое открытое лицо.

— Еще два врача и три медсестры, — подтвердила она.

В эту минуту в кабинет заглянула сестра Умагани.

— Сидрат, Загид просит, чтобы ты зашла к нему, — сказала она.

— Ой, я и забыла, — воскликнула Саадат. — Этот Загид прямо помешанный какой-то. Сто раз на день спрашивает: когда приедет Сидрат? Я ему как человеку отвечаю: через неделю. А он, полчаса пройдет — опять спрашивает.

— Сейчас пойду к нему, — сказала Сидрат. — Как он себя чувствует?

— Да неплохо. Я ему уже садиться разрешила. А он все равно тебя спрашивает. Не доверяет нам, наверное. Думает, ты в один миг его вылечишь, — вздохнула Саадат.

…Когда Сидрат вошла в палату, Загид полусидел, опершись на подушку. Другая подушка была подложена под его локоть. Он дремал, но на скрип двери открыл глаза, подался вперед: подушка под его локтем обмякла.

— Здравствуй, Загид, — сказала Сидрат просто. — Как самочувствие?

— Спасибо! — Он опустил глаза. Откашлялся. — С приездом!

— Спасибо, — в свою очередь поблагодарила Сидрат.

Наступила тишина. Слышен был лишь звук пилы за окном: заготавливали дрова на зиму.

— Что случилось тогда? — наконец произнес Загид. Голос его прозвучал хрипло.

— Я рада, что все хорошо кончилось, — ответила Сидрат весело.

— Пусть я умру сейчас, если с моей стороны это не было искренне, — горячо воскликнул Загид.

— Могло быть хуже… — продолжала Сидрат.

— Я не о том, Сидрат.

— Скоро лезгинку сможешь танцевать, Загид.

— Но… Сидрат.

— Да еще как танцевать, Загид…

Она улыбнулась ободряюще и встала, чтобы уйти. Загид хотел крикнуть, броситься за ней, но понял, что все его слова будут напрасны.

…Рахимат причесывала Джамилю, а Али сидел рядом и листал толстую медицинскую книгу.

— Сколько раз я просила, мама, — сказала Сидрат, входя и отнимая у Али книгу.

— Наконец мы тебя дождались, дочка, — обрадовалась Рахимат. — А то все глаза проглядела. Думаю, может, хоть сегодня придешь пораньше, пока ужин не остыл. Как вернулась из города, все нам не удается посидеть вместе, поговорить по душам.

— Ночь для нас, мама, а день — больным, — устало ответила Сидрат.

— Да если бы хоть ночь оставалась… Когда я слышу стук в дверь, вздрагиваю: все боюсь, что за тобой пришли.

— Ой, моя Джамиля, какая ты у меня чистенькая да хорошенькая, — перевела разговор Сидрат и, подойдя к девочке, погладила ее по мокрым блестящим волосам.

— Меня тоже искупала бабушка Рахимат, — вступил в разговор Али, желая, чтобы и на него обратили внимание.

— А у тебя нет кос, — проговорила Джамиля, играя глазами.

— У мальчиков кос не бывает, — рассмеялась Рахимат, а Али растерянно провел рукой по коротким волосам.

— Вы ели, дети? — спросила Сидрат.

— Ели!

— Ели!

— А я сидела дома, тебя ждала, — рассказывала Рахимат. — Потом, дай, думаю, схожу к Гусейну. Посмотрю, как там дети. Пришла, смотрю, Гусейн собирается их купать. А они балуются, друг у друга полотенце отбирают, спорят, кому первому купаться. Ну, я и вмешалась. А потом взяла их к себе. Какой чудный человек Гусейн. Такой видный мужчина, а не повезло в жизни. — Рахимат вздохнула. — Была бы помоложе, ни за что не упустила бы такого человека, — и она хитро покосилась на Сидрат. — Кто сказал, что ты должна быть вечно одинокой? Слава аллаху, и Роза нашла свое счастье. Хоть теперь о себе подумай.

— Это на старости лет-то… Что люди скажут.

— Люди… — всплеснула руками Рахимат. — Сидя возле своих мужей, легко других осуждать, — она подошла к Сидрат и ласково обняла ее: — Ты не думай, дочка, что муж нужен только в молодости. В старости еще больше нужен. Чтобы поделиться, поговорить. Самое страшное на свете — одиночество. — И добавила лукаво: — Многие женщины на Гусейна метят, уж я знаю. Но сердце его в нашем доме. А оттолкнешь, потом пожалеешь, да поздно будет. Мужчине, доченька, всегда легче.

— А как Роза на это посмотрит, мама? — прошептала Сидрат, поднимая глаза на Рахимат.