Наша мораль доныне вся еще так в самой глубине своей негативна, что мы почти не знаем наиболее, быть может, положительной по существу из отрицательных по форме заповедей: «Не мимо иди». Кто из нас настолько осторожен и внимателен ко всему, мимо чего он идет, чтобы не пройти рассеянно и нерадиво мимо красоты, которую бы он прозрел, мимо наставника и путеводителя, который сказал бы единственно нужное ему слово, мимо души, которая его ищет и которой сам он будет искать, чтобы жить, мимо чуда и знамения, мимо Духа, мимо Лика?
Доступен и гостеприимен должен быть дух человека, готов к благоговению и благодарности весь – улегченный слух и «чистое», «простое» око (άπλούζ όφθαλμόζ).
Если несовершенства людей зависят большею частью от их тесноты и односторонности, то, с другой стороны, неполнота их счастия имеет своим источником непрерывный компромисс, составляющий содержание их жизни. Противоречие только видимое: ибо компромисс не исключает односторонности, а предполагает ее, так как посредствует между односторонностями.
Когда жизни утекло много, открываются глаза человека на непрестанное умирание вокруг него и в нем самом того, что было так близко и присно ему, что казалось частью его самого. По мере того как близится его вечер, жизнь его становится непрерывными проводами в могилу. Еще молодое отчаяние сменяется горькою покорностью отрешения; а между тем, с первыми звездами вечера, уже назревает утешение старости: ощущение времени смягчается и утрачивает свою настойчивую и тревожную определенность; предвидимое будущее подолгу встречается взглядами с пережитым прошлым; легче скользит по душе сон жизни, и разучившийся нетерпению дух замедляет и лелеет без жадности текущий миг со всем, что щадит он. Но скоро, неожиданно скоро, уже не находит человек вокруг себя ничего, кроме своих мертвецов, многоликих и бледных теней многоликой и мертвой души своей, и бродит с ними меж общих могил, между тем как их длинная феория[56]
незаметно ведет его самого, шаг за шагом, к последней могиле.Так освобождается человек от увлечения, которое называл жизнью, – если не осознал ее как воплощение. Так время совлекает с него ветхие одежды – если он не снимает их сам, чтобы явить молодеющее тело. Так все вокруг него обращается в смерть – если Смерть, обличив пред его духовным взором свой светлый облик, не сказала ему: «Взгляни и припомни: я – жизнь».
Оглядываясь назад в прошлое, мы встречаем в конце его мрак и напрасно усиливаемся различить в том мраке формы, подобные воспоминаниям. Тогда мы испытываем то бессилие истощенной мысли, которое называем забвением.
Небытие непосредственно открывается нашему сознанию в форме забвения, – его отрицающей. Итак, –
Человек живет для ушедших и грядущих, для предков и потомков вместе. Его личность ограничена этою двойною связью преемственности. Каждое мгновение изменяет все, ему предшествовавшее во времени. Отсюда обязанность
Вера, Надежда, Любовь – три дочери Мудрости, говорящей: «Познай самого себя». Есть в человеке
«Люби, зачинай, умирай» – триединая заповедь Жизни, нарушение которой отмщается духовным омертвением. Ибо Любовь – Начало, и Начало – Смерть; и Любовь – Смерть, и Смерть – Начало. «Не уставай зачинать, не преставай умирать» – вот чего требует от человека Любовь, которая и в микрокосме, как в Дантовом небе, «движет солнце и другие звезды».