– Ты его знаешь? – спросил он.
– Нет. Но по нему сразу видно, что он несчастен.
– Неужели?
Ларри как-то не задумывался, насколько счастливы его преподаватели.
– Я Нелл, – представилась она, – а ты?
– Лоуренс Корнфорд. То есть Ларри.
– Лоуренс мне больше нравится. Сколько тебе, Лоуренс?
Ларри настолько поразился тому, как ловко она взяла его в оборот, что даже не сообразил возразить, дескать, ее это вообще-то не касается.
– Двадцать семь.
– Значит, ты воевал и теперь куда старше своих лет. А я только и делала, что тихо сходила с ума среди ханжей. Это нечестно: как только я доросла до взрослого опыта, войну у меня отняли.
– А сколько тебе?
– Девятнадцать. Но вместе с прежними жизнями около девятисот.
– Ты веришь в прошлые жизни?
– Нет, конечно. По-твоему, я спятила? Так что ты здесь делаешь?
– Учусь, – ответил Ларри. – Взращиваю в себе художника.
Они уже вышли на улицу. Впереди шел Колдстрим с группой студентов. Ларри и Нелл машинально направились следом.
– У тебя, надо думать, есть дополнительный источник дохода, – предположила Нелл.
– Мне отец помогает, – покраснев, признался Ларри. – Но у нас с ним договоренность. Он дал мне год.
– Доказать, что ты гений?
– Доказать, что у меня есть шанс.
– Каким образом?
– Я должен буду выставить свои работы. И мы посмотрим, купит ли их кто-нибудь.
Впереди идущие уже завернули в «Приют отшельника», бар на углу.
– Угостишь? – спросила Нелл.
В пабе было накурено и людно. К ним, отделившись от свиты Колдстрима, подошел тот самый нервный парень, что сидел с Ларри на занятии.
– Встреча старых друзей, – кивнул он на компанию. – Они все из Юстон-роуд. Дался нам этот Рёскин, сидим и меряем, точно какие-то закройщики! Я рассчитывал у художника учиться, а он чертежник.
– Думаю, он и то и другое, – пожал плечами Ларри.
– Ерунда! – Голос юноши звенел от презрения. – Художник – всегда художник. Да, он учит нас, чтобы заработать на хлеб, но, даже преподавая, он должен оставаться собой. Что ему до нас? Мы лишь помеха. Я видел его работы. Неплохие. Но в них маловато своего, личного. Нужно больше риска. Больше опасности.
Огласив приговор, он удалился.
– Господи, как же меня допекла нынешняя молодежь! – вздохнула Нелл.
– Сама-то совсем старушка!
– Да я и сама себя допекла. Но я собираюсь повзрослеть как можно быстрее.
– Не торопилась бы!
– А что? Тебе нравилось быть девятнадцатилетним? Это был лучший год твоей жизни?
– Нет, – признал Ларри.
– Ты ведь знаешь, что натурщицы позируют голыми?
– Да.
– Сказать тебе, почему я этим занимаюсь?
– Если хочешь.
– Нет. Я спрашиваю, хочешь ли ты, чтобы я рассказала.
Она пристально смотрела на него взыскующим взглядом. Смущенный Ларри улыбнулся и покачал головой.
– Ты не хочешь, чтобы я тебе рассказывала?
– Да. Да, хочу.
– Ладно. Я уехала из дома и возвращаться не собираюсь. Останься я хоть еще на один день, наверняка умерла бы. Я начинаю все заново и теперь собираюсь жить иначе, среди совершенно других людей. Мне хочется настоящей жизни, а не показушной. И я обрету ее среди людей, которые живут именно так. Да, сама я не художница, но я хочу жить среди художников.
– Кажется, тебе, как и тому парню, хочется опасности.
– Это лишь глупое притворство. Кому нужна опасность? Мне нужна правда.
Прямой напряженный взгляд и бледность чувственного лица добавляли сказанному убедительности. Чем дольше Ларри смотрел на нее, тем больше восхищался.
– Думаю, я хочу того же, – сказал он.
– Так, может, нам стоит помочь друг другу? Стоит, Лоуренс?
– Почему нет?
– Нет, так не пойдет. Нельзя что-то делать только потому, что не можешь придумать причину не делать. Делать надо то, чего сам хочешь. Осуществлять свою мечту.
И ни малейшей улыбки. Нет, она не настолько уверена в себе, как показалось Ларри поначалу. Ее глаза искали его поддержки.
– Да, – согласился он, – да.
– Правило такое: рассказывать о своих желаниях. Будем говорить друг другу правду.
– Идет.
– Начнем с меня. Я хочу дружить с тобой, Лоуренс. – Она протянула ему руку. – Ты хочешь со мной дружить?
– Да. Хочу.
Он взял ее руку и задержал в своей, чувствуя тепло ее пальцев.
– Ну вот, – сказала Нелл. – Теперь мы друзья.
15
– Ну и ну, еле тебя нашла! – Китти обняла Ларри. – Разве можно вот так взять и пропасть, не оставив адреса!
– Я думал, что оставил.
У вокзала в Льюисе их ждала темно-зеленая «уолсли-хорнет».
– Джордж купил ее в тридцать втором. Ну разве не красавица?
Осторожно ведя машину по обледенелой декабрьской дороге в Иденфилд, Китти говорила:
– Увидишь, Эд сильно изменился.
– Понимаю – ему, должно быть, трудно перестроиться.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда вы встретитесь.
Ларри смотрел в окно на знакомые холмы Даунс.
– Помнишь дом, где ты был расквартирован? – спросила Китти. – Джордж предлагает его нам за сущие гроши.
– У вас мало денег?
– У нас их вообще нет. Живем на дембельскую пенсию Эда. А точнее, мы живем за счет Джорджа и Луизы. Эд ищет какую-нибудь работу поблизости, но, похоже, без особого энтузиазма.
– У него же, черт возьми, Крест Виктории! Где же благодарность родины?