Родной. Чужой. Любимый

Дверь я открыла спустя несколько долгих секунд размышлений, когда решила, что бежать уже некуда, придётся принять бой. Снова объясняться, скрывая свою потерянность, ноющую боль в груди и отчаянное одиночество.

На моей кровати сидела бабушка.

Видимо, облегчение, отразившееся на моём лице, было столь очевидным, что она недовольно поджала губы. Ба, как и Саша, приняла нашу сторону. То есть нашу с Тёмой, считая, что все преграды между нами вымышленные и существуют только в головах, моей и окружающих. Таких, например, как Серафима Анатольевна.

– Привет, ба, – я сделала вид, что не понимаю, зачем она меня ждёт. И начала переодеваться, надеясь, что бабушка проявит тактичность и выйдет из комнаты.

Но Мария Григорьевна проявила упорство, оставаясь на месте. Видимо, надеялась, что я начну немедленно во всём признаваться. Зря. Последние события закалили меня, сделав почти нечувствительной к сверлящим спину взглядам.

– Ты где была так долго? – она первой нарушила затянувшееся молчание. – Я волновалась.

Шевельнулось чувство вины, я ведь намеренно выключила телефон, чтобы ни с кем не объясняться по поводу своего отсутствия.

– Прости, ба, телефон разрядился, не смогла позвонить, – ложь сорвалась с губ так естественно, что я замерла. Никогда не любила врать и не проявляла к этому склонности. А сегодня просто превзошла себя саму. Сначала отыграла спектакль перед Тёмой, затем наплела с три короба Антону. Теперь вот лгу ба, которая желает мне счастья и беспокоится, вижу это по глазам.

Стало стыдно.

Я переоделась в оставленную на стуле футболку, домашние шорты и присела рядом с ней на кровать, прижалась, положив голову на плечо. Она начала гладить мне волосы, вздыхая.

А потом сказала:

– Тёмка ждал тебя, ушёл минут двадцать назад.

– Чего он хотел? – голос прозвучал сипло, пришлось откашляться на середине фразы.

– Вещи твои принёс, – она кивнула, и я только сейчас заметила стоявшие в углу сумки.

Тёмка был у Серафимы, забрал мои вещи, чтобы мне самой не пришлось снова проходить через это унижение.

Слёзы выступили на глазах прежде, чем я это осознала. Сначала ещё пыталась их сдержать, а потом только размазывала по щекам, да хлюпала носом.

Ба молчала, терпеливо обнимая меня и гладя по волосам. А потом, когда я выплакалась, спросила:

– Может, всё же дашь ему шанс?

Я покачала головой, ещё раз хлюпая носом.

– Не могу, ба, ему же будет лучше. Нам обоим. Как представлю, холодеет всё внутри. Нам ведь жизни не дадут. Ты бы видела эту Серафиму, как она накинулась, что кричала. Столько ненависти…

– Ну и дура твоя Серафима, – ба прижала меня ещё крепче, потом отпустила и подвела итог: – Ничего, вы ещё молодые, переживёте это.

* * *

Следующие три дня были похожи на держащий в напряжении триллер. Только по-настоящему, в реальной жизни. Я вздрагивала от звуков мужского голоса и постоянно оглядывалась, ожидая увидеть Тёму или Антона. Оба устроили на меня осаду, словно стараясь перещеголять друг друга в настойчивости, с которой преследовали свою жертву, то есть меня.

Зачастую они пересекались, и тогда я боялась взрыва. По счастью, пока всё обходилось косыми взглядами и растущим напряжением, но кто знает, как долго оно могло бы тянуться.

Утром я, как обычно, шла на работу. Вчера у меня был выходной, который провела, прячась в своей комнате или у бабушки в огороде с выключенным телефоном. Напряжение достигло апогея, и я предчувствовала, что в любой момент может прозвучать взрыв.

Уже на подходе к клинике услышала мужские голоса. Разговаривали на повышенных тонах. Внутри ёкнула мелькнувшая догадка, и я прибавила шаг.

Увидев сцепившихся мужчин, побежала. Драка пока не началась, но соперники уже держали друг друга за одежду.

– Стойте! Прекратите! – я рванула к ним, обхватила Тёму за талию и потянула на себя. – Да прекратите же!

Сумела втиснуться между ними, расталкивая в стороны. Нехотя, но повиновались. Оба взволнованные, возмущённые, с покрасневшими лицами и раздувавшимися ноздрями.

Того гляди дым пойдёт.

И я красной тряпкой между ними.

– Ты что, не понимаешь? – переключился на меня Тёма, сохраняя всё тот же повышенный тон. – Он же кобель, он девок меняет как перчатки. Я у знакомых разузнал. Попользуется тобой и бросит. И что станешь тогда делать?

На это я могла бы возразить, что Тёма и сам грешит подобным, но сказать ничего не успела, встрял Антон.

– Так я с тем и пришёл, – он достал из кармана кольцо и протянул мне, держа его двумя пальцами: – Вот!

Мы с Тёмой вместе уставились на колечко. Тоненький золотой ободок с маленьким прозрачным камушком в виде капли.

– Это ничего не значит, – отрезал Тёма с хмурым видом. – Притащил какую-то подделку.

Антон двинулся к нему, и мне снова пришлось стать буфером.

– Прекратите!

– Обещать, ещё не значит – жениться! – они снова застыли петухами друг напротив друга, разделённые только моим телом с вытянутыми руками. Ладони чувствовали учащённый стук их сердец.